Тема музыки в произведениях А. П. Чехова

Антон Павлович Чехов был до чрезвычайности восприимчив к музыке, переживание которой давало ему чувство радости жизни и служило импульсом творческого вдохновения. Согласно Т. Л. Щепкиной-Куперник, исключительно в музыке Чехов признавал пафос и романтизм и «отдавался их прелести».
Таким образом, писатель обогащал свои тексты музыкальными мотивами и мелодическими формами, которые пронизывали ритм его рассказа, речевые высказывания персонажей, они часто фигурировали в тексте, вводились для сравнения жизненных явлений, заполняли паузы движений сюжета. В некоторых случаях Чехов строил свои произведения по музыкальным принципам.
Например, сам писатель говорил, что рассказ «Счастье» имеет художественную структуру подобно «квазисимфония», а повесть «Черный монах» воспринималась Д. Шостаковичем как «вещь, которая обличена в сонатную форму». Особая музыкальность чеховской прозы послужили предметом исследования таких исследователей, как И. Эйгеса, Н. Фортунатова, Я. Платек.
Музыка чеховских произведений является значимым строительным материалом в композиции его произведений, придавая звучание образам и ситуациям. Лирическая и музыкальная атмосфера одухотворяет жизнь, изображенную писателем, приближает к нам образ автора и непосредственно приобщает всех читателей к жизни чеховского героя. Музыкальные принципы Чехова нашли отражение в языке его произведений, особом внимании к звуковому образу, музыкальности композиции и лирической интонации в целом. Проза Чехова – удивительный пример органичного синтеза 2-х видов искусства: литературы и музыки.
Так, объект исследования – рассказы А.П. Чехова.
Предмет исследования –музыка в произведениях А. П. Чехова.
Цель исследования – рассмотреть, как раскрывается тема музыки в произведениях А. П. Чехова.
Задачи исследования:
-рассмотреть биографические предпосылки интереса А.П. Чехова к музыке;
-рассмотреть влияние творчества П.И. Чайковского на творчество А.П. Чехова;
-рассмотреть влияние С.В. Рахманинова на творчество А.П. Чехова;
-провести анализ музыкального кода в произведениях А.П. Чехова;
-рассмотреть проявление музыки в рассказе «Невеста»;
-рассмотреть музыкальные образы в авторской концепции «Скучная история»;
-проанализировать музыкальные образы в рассказе «Контрабас и флейта»;
-провести анализ музыкальных символов в рассказах А.П. Чехова на примере рассказов «Ионыч», «Шампанское», «Черный монах» и «Скрипка Ротшильда».
Методы исследования: анализ и обобщением материала исследования из соответствующих теме исследования источников, элементы литературоведческого анализа.
Теоретической базой исследования послужили труды следующих ученых: Барковской Н.В.[2], Бурковой Е.С.[4], Василевич Н.В. [6], Горницкой Л.И. [10], Гупало Т.И. [11], Еременко Г.Э. [19], Ивановой Н.Ф. [21], Петровой С.А. [37], Санаа А.О. [41], Скафтымовой Л.А. [42], Турчановой Л.П. [48], Фоминых А.Н. [51] и др.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования материалов работы в рамках преподавания дисциплины «История русской литературы» для студентов вузов филологического направления, а также при подготовке методических материалов для проведения занятий по литературе в контексте школьного обучения.
Структура работы: введение, три главы, заключение и список литературы.

























ГЛАВА 1. Музыка в жизни А.П. Чехова
Биографические предпосылки интереса А.П. Чехова к музыке

Антон Павлович Чехов относится к писателям, в жизни и творчестве которых музыка занимает значительное место, составляя их глубокую внутреннюю потребность. Чехову нравилось слушать игру на рояле, виолончели, скрипке, любил пение. Музыка будто мотивировала Чехова к литературному творчеству.
Предпочтительный композитор для Чехова — П.И. Чайковский. С ним Чехов лично общался в последние годы его жизни. Тяга к музыке Чайковского была отражена в творчестве Чехова.
Музыка в произведениях Чехова – это, в большинстве случаев, то, что было включено в музыкальную жизнь интеллигенции его времени (известные песни, романсы, оперные арии, инструментальная музыка). Значительная насыщенность произведений Чехова музыкальными впечатлениями, общий чуткий и верный подход Чехова к музыке, для музыкальных писателей (музыкальных критиков, историков и т.д.) и для писателей - художников, расположенных вводить музыкальные эпизоды в свои произведения. Семья Чехова была музыкальной.
Отец писателя играл на скрипке, пел, управлял церковным хором и руководил любительским хором. Дома он аранжировал хоровую песню и скрипичный дуэт (со своим сыном Николаем). "Художник сердцем, в самом широком смысле этого слова, он никогда не проявлял особого энтузиазма к своему торговому делу и не был настоящим купцом, что и стало причиной его разорения", - пишет сестра Чехова об их отце [9, с. 96].
В своем родном городе Таганроге братья Чеховы в детстве пели в церковном хоре, выступая там и в трио. Чехов в то время пел альтом. Но ни на каком музыкальном инструменте Чехов никогда не играл.
Позже, с переездом семьи в Москву и затем в купленное имение Мелихово, Чехов и сам любил организовывать домашнее хоровое пение.
По мемуарам И. Н. Потапенко, который бывал у Чехова в Мелихове, «у него [Чехова] был сравнительно звучный басок», он «обстоятельно держал басовую партию. И это, видимо, доставляло ему неподдельное удовольствие. Глядя на его лицо, казалось, что в такие часы он ощущал себя ребенком». Это — свидетельство человека, который окончил в свое время Петербургскую консерваторию по классу пения.
Отец писателя — П. Е. Чехов — в Мелихове вспоминал о Чехове: «...Антоша так хорошо пел в церкви... в Таганроге, и голос у него был, когда он мальчиком был, — просто как ангел...» [9, с. 96].
Говоря о Чехове, конечно, как о непрофессионале, важнее, чем качество его слуха и голоса, то, что он сохранил любовь к музыке до конца своей жизни. Об этом много свидетельств как в письмах Чехова, так и в его воспоминаниях. То же самое следует сказать и о любви Чехова к собственно музыкальной стороне церковного пения и колокольного звона; Чехов когда-то работал во МХАТЕ. А.Л. Вишневский сказал художнику: "Это все, что у меня осталось от религии".
В сельской местности одним из обычных источников музыкальных впечатлений был военный духовой оркестр, который летом играл в общественных садах. Один из старых друзей Чехова рассказывает о подробностях, которые он слышал от старшего брата Чехова со времен детства писателя. Когда Чехов учился в 4-м классе гимназии, его отец, надеясь на приток покупателей, открыл новый магазин недалеко от вокзала. Чехову приходилось торговать со своим братом Александром, учащимся 8-го класса.
По воспоминаниям Александра Чехова, запечатленным в письмах Гиляровскому, Чехов в письмах — да и в рассказах — несколько раз упоминает о музыке в общественном саду, как о примете некоторой культуры. Описывая культурную скудость города в повести «Моя жизнь» (1896), Чехов отмечает, что в городе не было «ни сада, ни театра, ни порядочного оркестра» (гл. II).
На Всероссийской промышленно-художественной выставке в Москве в 1882 г., в музыкальном отделе, Чехов, по воспоминаниям его младшего брата Михаила, слышал прославленного пианиста, ученика Листа, П. А. Шостаковского (также дирижера и учредителя Московского Филармонического общества и Музыкально-драматического училища, которое получило права консерватории). Шостаковский исполнял рапсодию Листа. «Она так завлекла моих братьев Николая и Антона, что с тех пор эту рапсодию можно было слышать по нескольку раз в день у нас дома в исполнении Николая. Оба познакомились с Шостаковским и стали у него бывать запросто» [9, с. 96].
Сестра писателя М. П. Чехова вспоминает, что и П. А. Шостаковский позже бывал не раз у Чеховых (на Садово-Кудринской). На московских квартирах у Чеховых стабильно находилось взятое на прокат пианино. Чехов пишет в письмах: «...завел недурное пианино... даю маленькие музыкальные вечерки, на которых поют и играют...».
В 1891 году, во время своего первого зарубежного путешествия, Чехов с восторгом описывал музыку, которую он услышал, проплывая по каналам Венеции. "Гондола движется по кругу... Здесь плавает гондола, увешанная фонарями. Здесь есть контрабас, скрипка, гитара, мандолина, корнет-пистоль, две или три женщины, несколько мужчин, можно услышать песни и музыку. Они поют из оперы. Какой голос! Я проехал немного, и снова появилась лодка с певцом, и снова туда, и до полуночи в воздухе стояла смесь теноров, скрипок и всяких душераздирающих звуков" [9, с. 96].
Поселившись в приобретенном им поместье Мелихово, Чехов писал: "Нехорошо, когда нет музыки и песен...Но вскоре музыка здесь прижилась. "Я всегда чувствую себя прекрасно, потому что целыми днями играю и пою романсы в гостиной рядом с кабинетом... "
В письмах Чехова часто встречаются сравнения, взятые из области музыки.
Приехав в Санкт-Петербург в 1893 году, Чехов присутствовал на юбилейном прощальном концерте известного оперного артиста И.А. Мельникова, который выступал на сцене в течение 25 лет. Имеется в виду опера Глинки "Руслан и Людмила". В своей рецензии (на следующий день после того, как она была напечатана без подписи, 23 января в газете "Новое время") Чехов с большой симпатией описывает чествование артиста восторженными поклонниками: "В этом нет необходимости... В волшебном замке Черномор наш певец в костюме рыцаря и в совершенно чудесной обстановке "выслушал обращение и принял подношения" [9, с. 96].
"Праздник был шумным, триумфальным, радостным, и это еще раз показало, что талант – это сильные и властные люди. Кое-что о музыке содержится в "Очерке московской жизни", который Чехов опубликовал в юмористическом журнале "Осколки" в Санкт-Петербурге в 1883-1885 годах.

Влияние творчества П.И. Чайковского на творчество А.П. Чехова


Сближение имен некоторых крупнейших представителей русской поэзии и музыки происходит вполне естественно и законно.
Русская литература в России Пушкин воспринимает Глинку прежде всего как основоположника великой новой русской литературы и основоположника великой новой русской музыки. Чехов и его старший современник Чайковский представлены как наиболее характерные исполнители основных художественных стилей музыки и литературы конца и начала нашего века (у обоих были ученики, подражатели и верующие), как художники, оказавшие доминирующее влияние на развитие искусства в этот период.
В творческих образах Чайковского и Чехова есть существенные различия, но оба художника в равной степени воспринимались как родственные души, как показатель типичного мышления своего времени — они подчеркивали те черты своих произведений, которые на самом деле были на них похожи.
Эти черты – особая простота, честность, интимность, доброта, изящество, печаль, духовность, душевная доброта, сердечность.
Чехов и Чайковский также начали общение как глубокие поклонники талантов друг друга. Чайковскому Чехов нравился больше всего из новых писателей. Чайковский - любимый композитор Чехова.
Личное общение с Чеховым и Чайковским восходит к концу 80-х и началу 90-х годов, первым годам становления Чехова в литературе и последним годам жизни Чайковского.
О времени знакомства Чехова с Чайковским, его произведении "П.И. Брат композитора Модест Ильич в "Жизни Чайковского" (1900-1902) писал: "Лично Петр Ильич, осенью 1887 года, в Санкт-Петербурге, стал у него новым любимым писателем, если мне не изменяет память меня правильно. Во всяком случае, в 1889 году это знакомство было уже не новым [11, с. 14].
Чайковский пытался внушить другим свою любовь к творчеству Чехова. Как мы увидим позже, именно он первым привлек внимание своего брата-драматурга. Модеста из рассказа Ю. П.Шпажинской о Чехове Чайковский пишет: "Вы читали что-нибудь из Чехова? Этот молодой писатель, на мой взгляд, обещает стать очень заметной литературной силой. Хотите, я пришлю вам сборник его коротких рассказов (он не пишет больших произведений!))?"
Почти полгода спустя Чайковский снова написал ей: "Есть ли у вас какие-нибудь мысли о новом великом русском литературном таланте, Чехове?" Если нет, я с удовольствием перешлю вам его рассказ. На мой взгляд, это будущий столп нашей литературы" [11, с. 14].
Эпистолярный материал дает довольно глубокое представление о характере взаимоотношений Чехова и Чайковского. Их переписка — три письма первого и три письма второго, — как и надписи их на фотопортретах, затем надписи Чехова на книгах и некоторые письма Чехова другим лицам (Е. М. Линтваревой, А. С. Суворину, М. И. Чайковскому, Д. М. Ратгаузу) — все это содержит трогательные по прямоте признания Чехова и Чайковского во взаимной симпатии.
Знаменитый композитор неслучайно обратил внимание на молодого писателя. Его друг, композитор Г.А.Ларош утверждал, что Чайковский родился в первую очередь как писатель, мастер Слова. Раньше многих специалистов он увидел в Чехове восходящую звезду на небосводе русской литературы. Композитор в письме к С. Танееву он утверждал, что Чехов стал новым великим русским талантом, будущим столпом нашей литературы. Со своей стороны, А.П. Чехов находил музыку Петра Ильича очень близкой. Особенно он любил оперу "Евгений Онегин" [11, с. 14].
Интерес Чайковского к молодому писателю был настолько высок, что в 1887 году он написал Чехову первое письмо, но отправил его в редакцию газеты, где публиковался Антон Павлович. Письмо не дошло до адресата, но, по воспоминаниям того же Модеста Ильича, оно было очень теплым и выражало неподдельное восхищение композитора писателем.
Знакомство состоялось год спустя в скромном доме Чайковского, где он сам занимался литературными трудами и входил в литературный круг столицы. Именно у него молодой писатель познакомился со знаменитым композитором уже на завтраке. Эта встреча произвела на Чехова большое впечатление. И не только потому, что он сидел за одним столом и разговаривал со своим любимым композитором. Он был удивлен, что этот великий человек знал его творчество и ценил его талант. Тем не менее, он решил посвятить Петру Ильичу один из своих новых сборников. В октябре 1889 года Чехов отправил Чайковскому письмо, в котором просил разрешения на такое посвящение. Через день композитор приехал в гости к Чехову и дал свое согласие.
В книгу «Хмурые люди» были включены рассказы, такие как: «Почта», «Неприятность», «Володя», «Княгиня», «Беда», «Спать хочется», «Холодная кровь», «Скучная история», «Припадок», «Шампанское». Однако отметим, что с музыкальными произведениями Чайковского ничто не связано. С музыкой имеют связь рассказы «Шампанское», «Скучная история», на которые мы обратим внимание далее.
Касательно восторженных строк Чехова в письме М. И. Чайковскому о его брате композиторе М. И. Чайковский в своем ответном письме пишет: «Мой брат будет очень порадован и польщен Вашими строками о нем. Я записал их и отправил ему. Он абсолютно разделяет мое отношение к Вашей одаренности. Я по его рекомендации познакомился с первой Вашей вещью»
Еще до своей очной встречи и последующего знакомства с Чайковским в рассказе «Пассажир 1-го класса» (1886) Чехов затрагивает имя композитора: «Вот вам! — засмеялся пассажир 1-го класса. — Тульского шулера знает; а спросите его, знает ли он Семирадского, Чайковского или философа Соловьева, так он вам башкой замотает... Свинство!»
Чехов однажды в письменной форме обратился к Чайковскому и попросил устроить на музыкальную работу приятеля всего его семейства— виолончелиста, бывшего ученика Московской консерватории, М. Р. Семашко, который писал Чехову еще задолго до того о стремлении занять место преподавателя по виолончели.
«Ему хорошо известен Николай Дмитриевич Кашкин», — отмечал Чехов. В том же письме Чехов давал советы Чайковскому не читать в газетных номерах («Новое время») его масштабной повести «Дуэль», с обещанием прислать ему «Дуэль» в отдельном издании, которое должно было быть опубликовано в декабре.
Примечательно, что Чехов пишет, что ему, как писателю, а не музыканту, проблематично объяснить свою приверженность к музыке Чайковского. Теперь Чайковский, как музыкант, а не писатель, пишет, что ему сложно объяснить свою любовь к творчеству Чехова. Такие совпадения в письмах Чехова и Чайковского закономерны, но хорошо запоминаются, потому что их письма в целом часто отражают сходство психологических образов.
Сборник рассказов с посвящением П.И. Чайковскому был издан в 1890 г. Скоропостижная смерть композитора в 1893 году для Антона Павловича оказалась трагичным известием [11, с. 14].
1.3. А.П. Чехов и С.В. Рахманинов

В отечественном музыкознании в семидесятые годы прошлого века стала формироваться параллель между творчеством двух крупнейших представителей русской культуры - Рахманинова и Чехова. В первую очередь, она связывалась с созданием ранней фантазии композитора «Утес» (1893) и романса на слова Чехова «Мы отдохнем». Но это как бы лежит на поверхности. Связь же встречается нам более глубокой, разнообразной и тонкой. Это, в первую очередь, любовь к России, тот «русский дух», который насыщает все их творчество, любовь тихая, без фанфар, без деклараций («Славься, славься ты, Русь моя!»), без громозвучных слов [42, с. 76].
Русские души в России живут своими произведениями, непостижимо загадочными, русской природой, не роскошной, с морем и солнцем, а в средней полосе - скромной, немного грустной, похожей на пейзаж Левитана, но всегда красивой. Композитора и писателя также объединяет пристальное внимание к душе человека, его эмоциям и глубинной психологии. Большинство самых разнообразных романсов Рахманинова объединяет то, что они раскрывают психологическое состояние человека как глубоко лирический процесс [42, с. 76].
Эмоции и мысли лирического героя преломляются как нечто сокровенно индивидуальное, идет ли речь о нем самом («Отрывок из Мюссе», «Сон») или о близком существе («Вчера мы встретились»), об окружающей реальности («Пора!», «Христос воскрес») или о природе, которая находит отклик в душе человека («Ночь печальна», «Сирень», «Островок»). Поэтому порой бывает тяжело провести грань между лирическими и драматическими произведениями этого жанра.
Тексты песен проникают в романс практически всех композиторов, хотя на самом деле все они лирические, но обычно их делят на лирические, лирически-драматические и проникновенные. Для него характерно много общего как с ранними драматическими вокальными произведениями, так и с лирико-драматическими. Теплота и непосредственность эмоциональных высказываний Рахманинова в его зрелом драматическом романе связаны главным образом с их внутренним лиризмом [42, с. 78].
Так, например, колоссально смысловое и драматургическое значение лирического эпизода в балладе «Судьба» («Но есть же счастье на земле!»).
Этот эпизод имеет много общего с лирическими любовными романсами и романсами-пейзажами Рахманинова. Продолжительное и томительное ожидание здесь проявляется как и в одном из лирических романсов - «Я жду тебя». Во второй части лирического эпизода «Судьбы», где обнаруживается картина спокойной и восхитительной ночной тишины, непроизвольно припоминается «Островок», где «еле дышит ветерок», куда «гроза не долетает». Похожие эпизоды встречаются во многих лирических романсах композитора (например, «Утро», «Здесь хорошо»).
Горестные лирические романсы - «Тебя так любят все», «На смерть чижика», «Перед иконой», «К детям», «Ночь печальна», «Вокализ», «Вчера мы встретились» и другие уже - в большинстве случаев отражают ту же тематику, что и многие драматические: трагизм одиночества и горечь потерянного счастья. Нельзя не сказать о специфическом чеховском монологе «Мы отдохнем», где Рахманинову удалось воплотить со всей тонкостью глубокую тоску по лучшей жизни трагических в своем лиризме чеховских героев - типичных представителей современной музыканту интеллигенции [42, с. 76].
Подчеркнем, что Рахманинов - самый близкий Чехову художник в области лирических зарисовок, полных внутреннего трагизма. В этом плане романс "Вчера мы встретились" также наводит на размышления. О нем можно сказать, что он не только близок к чеховскому рассказу, но и написан по-чеховски. Сдержанное и завуалированное легкой дымкой недосказанности, это произведение раскрывает темы недовольства, трагедии повседневной жизни русских интеллектуалов, которые не знают пути к лучшему, как это делает Чехов, Рахманинов здесь говорит лаконично и рисует скупыми мазками.
Романс "Ночь печальна" (на слова И. Бунина) или под его впечатлением Чехов пишет свой рассказ "Враги", который Бунин считал одним из лучших произведений Чехова.
Писатели здесь очень тонко чувствуют особенности человеческого характера, человеческого духа в преломлении в людях, таких далеких друг от друга сферах - лирике и драме, лирике и трагедиях.
Это качество рассказа было отмечено уже современниками художника. Так, В. А. Гольцев пишет: «Как художник, Чехов может опоэтизировать горе, самую смерть».
Добавим только, что эти слова можно причислить и к Рахманинову. «Тот отталкивающий страх, - пишет Чехов, - о котором думают, когда говорят о смерти, отсутствовал в спальне» (С., VI, 33). И так далее. "Было что-то завораживающее, что-то, что трогало сердце, тонкая и едва уловимая красота человеческого горя, которую невозможно было сразу понять и объяснить, что-то, что, казалось, могла передать только музыка" [42, с. 78].
Центральные фигуры рассказа – земский врач Кирилов и его жена, только что потерявшие ребенка, "были молчаливы и, если не считать тяжести утраты, как будто осознавали общий лиризм своего положения, кстати, романтика в "К детям" проникнута тем же настроение, и выявляется сходство сюжета с рассказом "Враги".
Особая роль колокольного звона в творчестве Рахманинова хорошо известна. Почти каждый музыковед, пишущий о нем, упоминает о колоколах в его музыке, их влиянии на творчество и воплощении в определенных произведениях.
Это явление было впервые отмечено Б.В. Асафьевым: "Привязанность Рахманинова к интонации связана с неосознанно звонким, но любопытным звучанием. Возможно, в звенящих, лопающихся и гулких отголосках крестьянских колокольчиков и бубенчиков-бубенчиках, в целом в музыке "звонкости", разливающейся "звуковыми волнами" по воздуху, композитора завораживала красота разбега, размеренного развертывания, цветения и, в конечном счете, музыкальной интонации" [42, с. 76].
Рахманиновская колокольность – от «красного звона» до заупокойного – напоминает живую речь художника, горячую и страстную. Порывы и стремления, призывы, доходящие до крика, тревога, перерастающая в страх, - вот колокола Рахманинова.
Густой и насыщенный звук жизни, мягкий и колышущийся звук природы, болезненный звон души, который не находит отклика вовне, - это тоже колокола Рахманинова. Но самой важной особенностью этого явления является то, что суть его заключается в том, что темы, связанные с колокольным звоном, имеют у композитора глубоко национальное происхождение и получают в творчестве художника значение особой психологической сферы образа страны [42, с. 76].
На наш взгляд, это те же черты чеховской колокольни. И колокол писателя "звучит" довольно часто. Это тоже сфера национального образа, образа России, который представлен ярко и убедительно. Таков, например, колокол из уже упоминавшегося рассказа "Враги": "В святую ночь раздался протяжный удар большого колокола. Как от самых толстых струн двойной основы, звон был густым и низким, и казалось, что звучит сама темнота. Волны от первого удара застыли в воздухе, послышался другой, сразу за ним третий, и темнота наполнилась непрерывным дрожащим гулом" (С., VI, 93-94). Подобных примеров много.
Известно, что Чехов и Рахманинов были знакомы, но, исходя из их писем и воспоминаний современников, испытывали взаимную благосклонность задолго до первой встречи, как, впрочем, и после нее. Вызывает интерес запись в дневнике В. Н. Буниной, которая была сделана 24 сентября 1926 г., когда Рахманинов уже проживал за границей: «Вспоминаю обед у Рахманиновых... Трогательное отношение к Чехову. Все просил Яна порыться в памяти и рассказать об Антоне Павловиче. Ян кое-что рассказал. Рахманинов очень заразительно смеялся. Рассказал, что, когда он был абсолютно неизвестным, он в Ялте аккомпанировал Шаляпину.
Чехов занимал место в ложе. Во время антракта он приблизился к нему и сказал: "А знаете, Вы будете большим музыкантом". Я сначала не понял и изумленно посмотрел на него, - продолжал Сергей Васильевич, - а он прибавил: "У Вас очень значительное лицо". - Вы понимаете, что тогда для меня имели значение слова Чехова».
Связывающим фактором этих двух великих художников, бесспорно, явился Московский художественный театр, с которым работал Чехов и в котором выступала его супруга О. Л. Книппер-Чехова (этот театр очень любил Рахманинов), а также дружба их обоих с К. С. Станиславским и Ф. И. Шаляпиным [42, с. 76].
Первое доказательство знакомства писателя и музыканта - записка от 20 сентября 1898 г., которая была адресована Чехову (он проживал в это время в Ялте) и подписанная Шаляпиным, Рахманиновым и Мировым: «Сейчас же, как придете домой, дорогой Антон Павлович, и прочтете эту писульку, идите в городской сад, мы там обедаем и Вас ждем» [42, с. 78].
Вероятно, что ужином и произошло знакомство Чехова с Рахманиновым. В тот вечер выступал Шаляпин на сцене Городского театра.
Почти сразу после этого (23 сентября) Чехов обращается к своей сестре М. П. Чеховой с просьбой: «Милая Маша, возьми экземпляр "Мужики" и "Моя жизнь", заверни в пакет и, при случае, занеси в музыкальный магазин Юргенсона или Гутхейля для передачи Сергею Васильевичу Рахманинову» (П., VII, 276).
Возможно, по получении этих рассказов Рахманинов в ответ на знак внимания со стороны Чехова посылает ему свою фантазию «Утес» с дарственной надписью: «Дорогому и глубокоуважаемому Антону Павловичу Чехову, автору рассказа "На пути", содержание которого с тем же эпиграфом служило программой этому музыкальному сочинению. 9 ноября 1898 г.» (партитура с этой надписью находится в Библиотеке им. А. П. Чехова в Таганроге).
Заметим, что на первой странице автографа четырехручного переложения написано: «Фантазия» и далее эпиграф - «Ночевала тучка золотая на груди утеса великана. Лермонтов».
Выходит, что к своей симфонической фантазии Рахманинов предпосылает две программы. Но в то же время окончательно ясно, что программа одна – это исконно русская проблема несбывшегося, идея несостоявшегося счастья. Она лежит в основе лермонтовского «Утеса», как и рассказа «На пути». Ю. В. Келдыш считает, что рассказ Чехова «послужил только толчком к зарождению творческого замысла
Известный музыковед рассказывает: "Рахманинова привлекла не только сама ситуация, но и рассказ Чехова, который представляет собой мимолетную встречу незнакомых мужчины и женщины, испытывающих взаимное влечение во многих отношениях, композитор также заметил, что близок к образу главного героя рассказа - "вечного странника" поиск, беспокойное спокойствие и неудовлетворенность тем, что было. Кажется, это лишь одна из причин, по которой Рахманинов обращается к рассказу Чехова, но, на наш взгляд, главное заключается в другом.
Невозможность, невозможность постижения счастья - эта тема пронизывает творчество как Чехова, так и Рахманинова. История "Чистого понедельника" и "Чарли". Целесообразно вспомнить Набокова и его "Машеньку" и И.А. Бунина. В этом, видимо, и заключается тайна русской души. И в русской литературе эта тема отнюдь не случайна. Ведь весь фольклор продлевают лирические песни, и этот жанр - самый характерный для нашего музыкального фольклора, самый популярный и любимый людьми, по сути, об этом - о несбывшемся и неосуществленном [42, с. 76].
Вспомним «Тонкую рябину» (кстати, одна из самых гениальных русских песен), которой никогда не «перебраться» к дубу. А ведь счастье совсем близко, и она даже видит, как «тонкими ветвями» прижимается к нему. «Но нельзя рябине к дубу перебраться». Об этом же напевается и в других знаменитых русских песнях -«Ноченька», «Липа вековая», «Не одна во поле дороженька» и многих др.
А. П. Скафтымов в своей статье «К вопросу о принципах построения пьес А. П. Чехова» пишет о наиболее важнейшем принципе в драматургии чеховских пьес - «подводном течении», который впервые отмечался К. С. Станиславским и В. И. Немировичем-Данченко: «Они выявили за внешне-бытовыми эпизодами и деталями присутствие непрестанного внутреннего интимно-лирического потока и все усилия своих творческо-сценических исканий законно направили к тому, чтобы сделать этот эмоциональный поток наиболее осязаемым для зрителя».
«Подводное течение» превратился в термин, который был введен знаменитыми режиссерами с целью определения психологической ситуации, не показанной в тексте, но думаемый им, обогащающий характеристики основных образов, можно применить и для определения психологического метода Рахманинова. Умение преподнести психологический подтекст - одна из основных особенностей композитора, во многом связана с интонационно-тематическим развитием в его драматических романсах [42, с. 79].
Часто «подводное течение» уже с самого начала предопределяет закономерности развития и даже его итог. Так происходит в развернутом произведении типа баллады «Судьба» на слова Апухтина, которое занимает особое место среди вокальных сочинений Рахманинова. В нем сформулирована философская проблема жизни и смерти, противостояние человека и рока. Эта идея олицетворена в контрасте образов человека и судьбы, данном в различных жизненных ситуациях и постепенном утверждении рокового образа на протяжении всего произведения.