Социальные лифты современной россии

Актуальность.
В современной социологии тема мобильности занимает особое место. К ней привязаны, пусть и в разной степени, другие социологические сюжеты, относящиеся к «ядру» общественной науки.
Социальная мобильность находится в центре полемики о социальных изменениях, их причинах и следствиях. Социальные трансформации, какова бы ни была их природа, неизменно ведут к новым потокам социальной мобильности.
Стратификация и динамика любой общественной системы во многом детерминируются наличием и функционированием в ней совокупности социальных лифтов - разного рода институтов, обеспечивающих восходящую и нисходящую мобильность не только отдельных индивидов, но и целых социальных групп. Количество таких лифтов, их субординация, интенсивность, направленность и скорость движения в решающей степени определяются двумя взаимообусловленными факторами: политической системой общества и политическим режимом, выражающим себя в текущей политике.
Вопросы о том, какие социальные лифты существуют, как они функционируют и взаимодействуют, какое влияние оказывают на мобильность и стратификацию современного общества, всегда считались приоритетными в мировой социологической науке.
Анализ российской и зарубежной научной литературы свидетельствует, что разнообразные стороны проблемы значимости социальных лифтов в жизни молодежи современной России и связанных с ней других социальных вопросов рассматриваются в исследованиях социологов, психологов, педагогов, социальных философов, экономистов, культурологов и политологов. Этим проблемам уделяется внимание в трудах С.Р. Агабабяна [1], H.H. Азизовой [2], И.А. Акиндиновой [3], С.Б. Бондарева [6], Ю.Г. Волкова [7], М.К. Горшкова [8], М.А. Ядовой [33] и др.
Целью данной работы является рассмотрение социальных лифтов современной России.
Задачи:
- рассмотреть сущность социальной мобильности;
- охарактеризовать социальные лифты как каналы мобильности;
- изучить социальные лифты в истории: пример коммунистической партии большевиков как социального лифта в условиях новой экономической политики;
- проанализировать дауншифтинг
- описать ситуацию с современной социальной мобильностью в России;
- проанализировать социальные лифты России сегодня.
Объект исследования – социальная мобильность. Предмет исследования – современные социальные лифты в России.
Гипотеза исследования состоит в том, что в настоящее время, в связи с информатизацией общества, происходит трансформация и появление новых социальных лифтов – цифровых.









ГЛАВА 1 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СОЦИАЛЬНОЙ МОБИЛЬНОСТИ. СУЩНОСТЬ СОЦИАЛЬНЫХ ЛИФТОВ
1.1 Сущность социальной мобильности
В истории немало эпизодов, когда изменения имели негативные последствия в короткой перспективе и положительные эффекты в дальней. Преодоление социальной статики невозможно без слома старых структур, отказа от привычных социальных практик, отхода от традиций, которые утверждались в культуре на протяжении многих десятилетий, а то и столетий.
Подобный процесс, как правило, проходит болезненно, а социальная мобильность, которая им провоцируется, имеет для большинства населения нисходящий характер. Однако по истечение некоторого времени общество образует новые институты, рождает новые практики, более подходящие для нового состояния экономики, и в дальнейшем отрицательный тренд сменяется положительным [4, с. 310].
«Социальная экономика» - показатели, свидетельствующие об уровне экономического благополучия — уровне доходов, уровне безработицы, возможностях карьерных приобретений, а также состояния предпринимательства. Эти показатели плотно коррелируют с другими показателями, помогающим понять, в каком состоянии находится общество — уровнем рождаемости и смертности, числом совершаемых преступлений, количеством совершаемых самоубийств. Вся сумма показателей, диагностирующих состояние общества, тесно связана с потоками мобильности [17, с. 274].
В частности, в процессе реализации шоковых реформ в России в начале 1990-х гг. уровень жизни большинства населения резко понизился, возросла безработица, расширила масштабы «социальная неприкаянность», вызванная тем, что работники с относительно высоким уровнем квалификации не находили себе применение в рыночной среде, возникавшей по мере движения к рыночным условиям хозяйственной деятельности. Потоки нисходящей мобильности приводили к резкому снижению рождаемости, «омоложению» смертности, росту пьянства, насилия и самоубийств [11, с. 260].
Мобильность — и это убедительно подтверждается фактами — вписана в историю одновременно как следствие реализуемой политики, так и как фактор, имеющий непредсказуемые, нередко негативные социальные последствия.
Картина еще больше усложняется, если принять во внимание тот факт, что в большинстве случаев глубокие социальные изменения имеют множественные эффекты в разных сферах жизни.
Изменения, негативно влияющие на жизнь большинства населения, могут вместе с тем открыть новые перспективы для активного меньшинства. Именно этот эффект наблюдался в 1990-е гг. в России. В то время как большинство населения переживало негативные эффекты реформ, активное меньшинство капитализировало открывающиеся возможности, использовало новые свободы для того, чтобы заняться предпринимательством, повысить свои стандарты жизни до уровня, невиданного в предыдущую эпоху. Для этой категории населения реформы оказались благом, а вектор мобильности для нее был устремлен вверх по большинству фиксируемых показателей.
Питирим Сорокин, введший понятие мобильности в широкий оборот, предлагал рассматривать мобильность как явление с несколькими ключевыми измерениями. Он полагал, что мобильность следует понимать не только как переход с работы на работу, не только как переезд из одного региона в другой, но и как движение в любой форме, включая перемещения вещей и ценностей. В мобильности он видел не только структурные изменения в обществе, но и культурные трансформации, переход общества от одной культурной парадигмы к другой, от одного образа мысли к другому. Культурная мобильность оказывается связанной с мобильностью структурной, а ценности, распространяющиеся в обществе, становятся фактором, побуждающим население изменять жизненный модус.
Как и другие исследователи мобильности, Сорокин выделял в перемещениях статичные и динамичные фазы. В статичной фазе мобильность регулируется устоявшейся системой ценностных ориентиров, а перемещения происходят по строго определенным траекториям. В динамичной фазе ценностные ориентиры размываются, возникает рассогласование жизненных миров, а мобильность становится хаотичной и рождает «муть» — неопределенное состояние, в котором упорядоченные перемещения невозможны и которое более всего напоминает движение в отсутствие какого- либо социального «компаса» [30, с. 117].
Важная догадка Сорокина состояла в том, что мобильность может быть таковой только тогда, когда в обществе восстанавливается система ценностей и норм, когда становится понятным, где находится «верх», а где «низ»; что может считаться достижением, а что, напротив, потерей, поражением индивида в борьбе за более высокую социальной позицию.
Последователи Сорокина превратили эту идею в центральный пункт изучения мобильности.
Социальная мобильность стала пониматься как движение в системе координат, тождественных набору ключевых ценностей, относящихся как к прошлому, так и к будущему. Мобильность оказалась в связке с идеей прогресса и в этой парадигме ей были присвоены количественные градации. Восходящей мобильностью становилось повышение статуса и увеличение ресурсов, находящихся под контролем индивида. Нисходящей мобильностью, соответственно, - утрата позиции и уменьшение объема личных ресурсов.
Если Питирим Сорокин понимал мобильность, прежде всего, как «социальный факт», как движение, которое продуцируется обществом во всем его многообразии, то C. Липсет и другие адепты теории мобильности редуцировали понятие к сумме базовых показателей социального статуса