Эксперименты в сфере народного образования в Советской России в 1920-30-е годы.

Глава 1. Состояние новой советской школы и проводимые в ней эксперименты
Новая советская власть очень хорошо себе представляла, что дореволюционная школа неактуальна и безнадёжно устарела, поскольку предметы, которые в ней преподавались, такие как закон божий и древние языки, были вовсе не нужны для новой советской страны, а сама школа была весьма далека от настоящей общественной жизни.
Создаваемая заново советская школа должна была стать не только проводником идеалов коммунизма, но и носителем идейного и воспитательного влияния рабочего класса на непролетарские слои граждан для того, чтобы вырастить новое поколение людей, для которых смысл жизни был бы составлен из идеалов коммунизма.
Интересно здесь отметить, что речь часто шла не о собственно образовании в классическом понимании этого слова, но о том, что в то время называлось «социальным воспитанием»: основной функцией школы было ввести молодого человека в повседневную жизнь нового советского общества, путём обучения коммунистической идеологии и в целом картины мира. Для этого в советской школе должна была возникнуть и укрепиться среда, которая создавала совершенно новое поколение новых людей – строителей коммунизма.
В то же время достаточно часто с разных трибун высказывалась мысль о непеременном исчезновении школы, как ненужного элемента в наступившей коммунистической эпохе.
В начале 1920-х годов только что родившейся советской стране в сфере народного образования жизненно важно было решить великое множество труднейших задач, начиная с ликвидации безграмотности взрослых и заканчивая разработкой и единым внедрением совершенно новой системы всеобщего образования.
Новая советская система образования строилась вместе с новым государством и в процессе своего создания имела как ошибочные пути для развития, так и ценные наработки, взятые для дальнейшего прогрессивного развития.
В издаваемых документах Государственного учебного совета (ГУС) устанавливались цель и задачи новой советской школы — вырастить и воспитать нужного члена нового общества - оптимиста, с крепким здоровьем, трудолюбивого, напитанного общественными ценностями, понимающего своё значение для страны и назначение для советского общества. Конечно же, он должен был обязательно уметь понять текущие партийные и мировые события и быть устойчивым к временным трудностям. Это должен был быть ярый борец за идеалы рабочего класса, грамотный создатель нового коммунистического общества.
Примечательно, что собственно слово «образование» в 1920-е годы уходил из лексики педагогов, уступая место словосочетанию «социальное воспитание», как того требовали и задачи коммунистической партии, и условия, существовавшие в строящейся советской стране.
В перечне первых законодательных актов советской власти было «Положение о новой школе», напрочь ломавшее старый уклад школьного образования. Новое устройство школы предполагало сметание всего неактуального, а потому сковывавшего движение вперёд, к идеалам коммунизма.
16 октября 1918 г. увидели свет следующие документы: декрет Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета «Основные принципы единой трудовой школы» и «Положение о единой трудовой школе Российской Социалистической Федеративной Советской Республики». Эти документы среди педагогов носили общее название «Декларация о единой трудовой школе».
Этот документ декларировал совершенно новые принципы и способы учебной и воспитательной работы советской школы, а также единую для всей страны систему обучения в школе.
В основании документа значились самые прогрессивные для того времени педагогические разработки и идеи как российских, так и иностранных педагогов.
Процедура разработки «Основных принципов единой трудовой школы» и «Положения о единой трудовой школе» происходила в течение всего 1918 года в Государственной комиссии по просвещению. Работой комиссии руководили знаменитые общественные лица и партийные товарищи: первый нарком просвещения РСФСР А.В. Луначарский, член Государственной комиссии по просвещению Н.К. Крупская, член коллегии Наркомпроса П.Н. Лепешинский.
При этом каждый их них имел собственные взгляды и суждения на то, как именно должно быть устроено в стране народное образование и поэтому единой теории развития и перестройки системы не существовало.
Кроме споров по учебным, воспитательным, методическим и идеологическим вопросам, которые стояли самым острым образом, в Наркомпросе говорили и о проблемах, которые касались положения, правового статуса и вообще существования нерусских школ в общегосударственной системе народного образования.
П.Н. Лепешинский настаивал на том, что школа является интернациональным пространством и весьма желательно и даже необходимо отказаться от узконационального обучения, то есть национальные школы должны быть закрыты. У этой точки зрения были и другие сторонники.
В то же время в Наркомпросе звучало мнение о том, что мусульманские и вообще нерусские школы нельзя закрывать, но необходимо переориентировать, и это будет тяжёлый труд и своеобразный вызов всему советскому обществу. Однако, это мнение оценивалось как проявление оппортунизма и ему было отказано в существовании.
Н.К. Крупская предлагала радикально заменить «школу учёбы» на «школу труда» по американскому типу. Образовательная функция школы представлялась ей ненужной и по её мнению, необходимо было от неё отказаться.
В спорах и дискуссиях в Наркомпросе родились две весьма разные группировки мнений, которые открыто и безапелляционно спорили между собой: московская – под руководством с П.Н. Лепешинского и петроградская, руководимая А.В. Луначарским.
Московское сообщество видело необходимым создать школы-коммуны, или интернаты, в которых основным занятием был полезный труд учащихся с неустановленным объёмом учебных часов в год. Согласно этому проекту, детей не следовало разделять на классы, виделось необходимым убрать из хода учебного процесса школьные учебники и заменить обучение по предметам на другой вид обучения – цикловой. Не должно было быть также и отчётности о прохождении обучения. Однако, внедрение московской системы требовало и обучения самих учителей, поскольку они не представляли, как именно должно быть организовано школьное обучение. Согласно этой системе учебные программы представляли собой по сути представленную в виде учебного материала общественно-трудовую деятельность. Очевидно, в этих спорах московская группа потерпела поражение, предлагавшаяся программа не была утверждена.