Основания и формы ограничения прав и свобод человека и гражданина

установленных целях в отношении не только личности, но и юридических лиц и иных организаций, к которым, исходя из системного толкования конституционных норм, практики КС РФ, применимы положения, определяющие основы правового статуса личности. Ограничение прав и свобод личности в интересах обеспечения обороны страны и безопасности государства является формообразующим элементом правового статуса личности, отражающим пределы, условия и порядок реализации ее прав и свобод в интересах обеспечения обороны страны и безопасности государства.
Указанное понятие предлагается в качестве фундаментальной теоретико-правовой основы принципов и содержания механизма ограничений прав и свобод в определенных целях в отношении не только личности, но и юридических лиц и иных организаций, к которым, исходя из системного толкования конституционных норм, практики КС РФ, применимы положения, определяющие основы правового статуса личности. Данное определение позволяет разграничить ограничение и регулирование прав и свобод человека и гражданина, учитывая, что правовое регулирование - это прежде всего процесс, воздействие с помощью специальных, правовых средств и методов.
Можно выделить следующие виды средств ограничения прав и свобод в целях защиты основ конституционного строя, обеспечения обороны страны и безопасности государства:
- по времени действия: постоянные, временные;
- по кругу лиц: общие (индивидуальные и коллективные), специальные (в отношении особых категорий субъектов);
- по условиям применения: в мирное время, в период непосредственной угрозы агрессии, в военное время; в условиях относительной стабильности конституционного строя (в повседневной деятельности), в условиях действия специальных правовых режимов (чрезвычайного положения, военного положения, контртеррористической операции, в боевой обстановке).


2.2. Целесообразность ограничения прав и свобод человека и гражданина
Установление баланса между интересами общества и личности, которые находят свое выражение в высшей правовой ценности - правах и свободах человека, невозможно без установления точных и непротиворечивых правил применения такой правовой категории, как ограничение субъективных прав и свобод.
Для установления правомерности ограничений и недопущения умаления права необходим скрупулезный анализ критериев ограничения. Исходя из Конституции РФ и наиболее значимых международных правовых актов, участником которых является Российская Федерация, можно выделить следующие критерии:
- указание в законе на возможность ограничения;
- установленная цель ограничений;
- соразмерность ограничений;
- необходимость ограничений.
Требование законности придает необходимую формализованность категории «ограничения субъективных прав и свобод человека и гражданина», представляет собой заслон ограничению прав административными методами и актами индивидуального регулирования.
Тем не менее нельзя сказать, что научные, правовые и законодательные подходы к решению данного вопроса являются раз и навсегда устоявшимися. Формулировка ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, казалось бы, не оставляет сомнений - права и свободы могут быть ограничены исключительно «федеральным законом». Буквальное понимание этого законоположения позволяет сказать, что «права и свободы человека и гражданина не могут ограничиваться подзаконными нормативными правовыми актами», а все существенные элементы ограничения субъективных прав должны быть упомянуты в соответствующем федеральном законе.
Широкий подход к определению понятия «закон» применительно к источнику правоограничительных положений демонстрирует и Европейский суд по правам человека. Так, исследователи отмечают, что хотя «принцип законности устанавливает, что действия властей должны быть подчинены законодательным положениям», термин «закон», повсеместно используемый в Конвенции в качестве требования к форме ограничений субъективных прав, «может существенно разниться от государства к государству; понятие «закон» для целей применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод может включать не только акты законодательной власти, но и судебные прецеденты, типичные для юрисдикций общего права, международно-правовые обязательства, а также ряд «вторичных» источников, к примеру, королевские декреты, чрезвычайные декреты и различные внутренние предписания, основанные на законе».
Как видим, подходы национальных и международных высших судебных инстанций относительно определения понятия «закон» во многом схожи: общие нормы о возможности введения того или иного ограничения должны предусматриваться актами органов законодательной власти (применительно к странам общего права - и судебными прецедентами), а их конкретизация и частное уточнение может находить свое отражение в подзаконных нормативных актах.
Вторым критерием правомерности ограничения субъективных прав и свобод человека является цель (основание) такого ограничения.
Конституция Российской Федерации довольно лаконично перечисляет данные ограничения, относя к ним основы конституционного строя, нравственность, здоровье, права и законные интересы других лиц, обеспечение обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55). В отношении свободы перемещения товаров и услуг добавляются такие основания для ограничения, как охрана природы и культурных ценностей (ч. 2 ст. 74 Конституции РФ).
Исследователями констатируется, что «сопоставление норм международного права и Конституции РФ позволяет утверждать, что они по своей сути принципиально во многом совпадают». Однако Европейская конвенция по правам человека включает и иные цели, удовлетворение которых является основанием для ограничения отдельных субъективных прав. Это:
- интересы экономического благосостояния страны;
- обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия;
- общественное спокойствие и др.
Между тем, отмечается, что определение наличия правомерной цели ограничения субъективных прав и свобод «не является значимым препятствием» для ограничения какого-либо права, поскольку «правомерная цель, как правило, является достаточно размытой и абстрактной, что позволяет власти ссылаться на необходимость введения соответствующих мер, опираясь на широкое понятие «публичного порядка» или «требований морали» - двух классических оснований с нечетким содержанием». Далее отмечается, что Европейский суд по правам человека при рассмотрении дел обычно удовлетворяется ссылкой государства-ответчика на наличие правомерной цели для ограничения без дополнительного исследования и затем переходит к внимательному изучению более принципиального вопроса о пропорциональности ограничительных мер. Такая позиция отмечается и российскими исследователями: «доказательство легитимности цели в процессе судопроизводства в ЕСПЧ, как и в национальных судах, обычно не вызывает затруднения для представителей государственной власти». Приводятся, однако, и исключения - в деле «Гусинский против России» «ЕСПЧ установил в качестве нелегитимной цели ограничения права на личную неприкосновенность приобретение государством принадлежащей заявителю компании».
Представляется, что такой подход в целом имеет право на существование, поскольку большинство ограничительных мер с большей или меньшей степенью условности можно оправдать либо ссылками на упомянутые выше основания, либо указанием необходимости «защиты прав и свобод других граждан», что представляется наиболее общей целью для введения ограничительных мер (особенно в свете того, что необходимость соблюдения публичного порядка как правомерная цель ограничений в Конституции РФ отсутствует).
Тем не менее Конституционный Суд РФ не разделяет формального подхода своих европейских коллег и всегда проверяет цели того или иного ограничения субъективных прав и свобод. Так, в целом ряде дел, посвященных различным формам взаимодействия гражданина с органами власти, Конституционный Суд РФ последовательно придерживался позиции, что «цели одной только рациональной организации деятельности органов власти не могут служить основанием для ограничения прав и свобод». В некоторых делах Конституционный Суд РФ указывает в качестве правомерной цели ограничения прав те ценности, которые прямо не указаны в ч. 3 ст. 55 Конституции, например «формирование народного представительства» или «достижение общего для открытого акционерного общества интереса».
Немало копий сломано о такое основание ограничения субъективных прав и свобод, как требования морали и нравственности. При этом противоречия в разрешении тонких вопросов, возникающих при попытке удовлетворения упомянутой цели ограничения прав, очевидно, кроются в материях, напрямую с правом не связанных. Основанием возникновения такой цели ограничения прав и свобод, впервые нашедшим свое место в Декларации прав человека 1948 г., был всплеск интереса к естественно-правовой доктрине в противовес доминирующим в тоталитарных обществах позитивистским подходам. Упомянутые противоречия строятся прежде всего на том, что «если на Западе сторонники упомянутой доктрины выстраивают свои взгляды на правовом фундаменте тезиса о том, что люди рождаются равными в своем достоинстве и правах, то в России