Фрагмент для ознакомления
2
ВВЕДЕНИЕ
Тема курсовой работы, посвященная исследованию христианских ка-тегорий в романе Виктора Пелевина «Священная книга оборотня», приоб-ретает особую актуальность в современном литературном контексте. В условиях глобализации и культурного взаимодействия исследователи стал-киваются с необходимостью переосмысления традиционных религиозных категорий, которые получают новое прочтение через призму постмодер-нистского мировоззрения. Роман Пелевина представляет собой пример тек-стов, где христианские и восточные мотивы переплетаются, формируя мно-гослойную символическую систему. Изучение подобных трансформаций позволяет не только глубже понять духовные и культурные архетипы, но и раскрыть механизмы их функционирования в современной литературе, где религиозные символы становятся средством осмысления мира и человече-ского существования.
Новизна работы заключается в анализе христианских концептов, та-ких как свет, тьма, жертвенность, искупление и спасение, с точки зрения их адаптации к постмодернистским литературным приёмам и буддийской фи-лософии. Взаимодействие христианской символики с восточными учениями представляет собой уникальный аспект художественного строя романа, ко-торый раскрывает способы синтеза различных философских традиций в рамках одного произведения. Это позволяет рассматривать произведение Пелевина как сложную текстуальную структуру, где религиозные категории претерпевают значительные изменения, отражающие современные духов-ные и культурные поиски.
Объектом исследования является роман Виктора Пелевина «Свя-щенная книга оборотня». Предмет исследования — христианские катего-рии и их отражение в структуре и содержании текста. Цель исследования — выявление особенностей использования и трансформации христианских категорий в романе, а также их взаимодействие с буддийскими и постмодер-нистскими мотивами. Для достижения поставленной цели ставятся следу-ющие задачи:
• Проанализировать символику света и тьмы как категории христиан-ства в контексте произведения, выявив их роль в формировании мировоз-зренческой позиции героев.
• Исследовать мотивы жертвенности и искупления, проанализировать их воздействие на формирование характеров и развитие сюжетных линий.
• Определить специфику использования концептов спасения и греха в сюжете романа, учитывая их философскую и религиозную многозначность.
• Рассмотреть эсхатологические и метафизические аспекты произведе-ния в свете христианской традиции, сопоставив их с буддийскими учениями и постмодернистскими концепциями.
Методы анализа, использованные в исследовании, включают струк-турно-семантический и интертекстуальный подходы, которые позволяют выявить многоуровневую символику текста и её взаимодействие с различ-ными культурными кодами. Сравнительно-сопоставительный и герменевти-ческий методы помогают проследить связи между христианской и восточ-ной философиями, а также их влияние на мировоззренческую структуру произведения. Важной также считается, нарратологический подход, кото-рый позволяет проанализировать развитие сюжетных линий в контексте ре-лигиозных и философских категорий.
Литературная база исследования включает работы ведущих отече-ственных философов и литературоведов, чьи труды посвящены вопросам христианской философии и ее отражению в литературе. В работе Байдако-вой М. Ю. «Определенные аспекты учения о человеке в трудах блаженного Августина» анализируются антропологические аспекты, которые помогают раскрыть христианские категории в романе Пелевина. Также важными яв-ляются исследования Байдаковой, посвященные воле в христианской антро-пологии, что способствует пониманию мотивов жертвенности и искупления в тексте. Труды Епифановича С. Л. о преподобном Максиме Исповеднике дают контекст для понимания восточнохристианских влияний в произведе-нии.
Научно-критическая литература включает работы таких авторов, как Неганов В. В., чьи исследования касаются нравственного совершенствова-ния в каппадокийской школе, что перекликается с темой духовного поиска в романе Пелевина. Исследования Котельникова В. А. о православных моти-вах в русской литературе также будут полезны для анализа символики и мо-тивов в тексте.
ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ХРИСТИАНСКОЙ СИМ-ВОЛИКИ И КАТЕГОРИЙ В ЛИТЕРАТУРЕ
1.1. Исторический и философский контекст христианской символики
Вопрос интерпретации текстов и событий Священного Писания и Священного Предания всегда занимал важное место в истории, так как точ-ное понимание содержания Ветхого и Нового Заветов напрямую влияет на их правильное применение в жизни индивидов и в общественном развитии. Это создает условия для осознанного следования путём нравственного са-мосовершенствования. Благодаря этой задаче Библия стала основой для пе-ресмотра философских понятий. Мыслящие христианской церкви критико-вали античную культуру, выбирая лишь те элементы, которые не противоре-чили духу Писания и Предания, и отвергая остальные [8, с. 4].
Философская проблема интерпретации библейских текстов и событий, возникшая в этом контексте, привела к предпочтению аллегорического под-хода, что выразилось в александрийской традиции (Ориген Александрий-ский). В то же время антиохийская традиция (Лукиан Антиохийский) осно-вывалась на историческом методе, а малоазийская (Ириней Лионский) отли-чалась критическим отношением к философским тенденциям, направленным на спиритуализацию восприятия человека и вселенной [8, с. 4].
Александрия, благодаря глубокой теоретической разработке философ-ских проблем, стала важным центром христианской мысли, уступая по зна-чимости другим лишь в распространении учения. Этот город также стал местом ожесточённой полемики между православными и арианами, что еще больше увеличило его значение. Особенно важную роль сыграли такие дея-тели, как Александр Александрийский и Афанасий Великий, чьи работы в области триадологии и христологии оказали значительное влияние на реше-ния Первого Вселенского собора в Никее 325 года [9, с. 57].
Писатели и мыслители эпохи часто прибегали к символическому язы-ку, используя образы и сравнения, чтобы передать духовные истины в до-ступной форме. В эпоху гонений на христиан символизм приобрёл новое значение, помогая не только скрыть важные истины от противников, но и подготовить последователей к восприятию более сложных догматических концепций. Аллегории, метафоры и притчи становились мостом между че-ловеком и божественным откровением. Например, Августин, размышляя над текстом из книги Бытия, использует его как метафору для описания со-стояния души человека, находящейся в борьбе с греховными страстями и стремящейся к нравственному возрождению [3, с. 7].
Фокус внимания человека должен смещаться с внешнего анализа ми-ровых проблем на внутренние процессы, происходящие в его душе. Важ-ность осознания собственных переживаний и событий своей жизни требует от каждого умения глубокой внутренней рефлексии и правильного анализа своего состояния.
Согласно Августину, Бог выступает началом всего как в относитель-ном, так и в абсолютном смысле, тогда как человек завершает творение и является его венцом [3, с. 7]. В контексте познания, человек выступает ис-точником всякого знания, а Бог — его конечной целью и пределом. Ориен-тированность на внешний мир, однако, может отдалять человека от его глав-ной задачи — спасения души. Святоотеческая традиция напоминает о необ-ходимости постоянного внимания к телесной, душевной и духовной жизни [1, с. 5].
Августин утверждает, что иногда душа не способна контролировать тело из-за его испорченности грехом. Человек осознает добро, но его воля не всегда подчиняется этому знанию, что приводит к действиям, противоре-чащим его желаниям [2, с. 205]. Августин говорит, когда человек совершает грех против своей воли, это скорее напоминает страдание, нежели осознан-ное действие [10, c. 27]. Подобное состояние, которое Августин называет "раздвоением человека" [2, с. 205], отражает проблему греховных влечений, которые невозможно преодолеть без Божественной помощи.
Используя символические образы, Августин обращается к Богу в по-пытке осмыслить причину зла, описывая внутренние мучения и страдания, которые ему пришлось пережить в поисках ответов [10, c. 27].
«Символичность» человека и всего творения выражает их предстояние перед Богом и историей. Направление всех духовных, душевных и физиче-ских сил на внутреннее состояние позволяет человеку, несмотря на повсе-дневные заботы, продолжать путь духовного и нравственного роста. Патри-стическая традиция, начиная с Оригена Александрийского, разработала принцип, который переводит знания о природе и обществе в наставления, указывающие кратчайший путь ко спасению через Христа. Этот принцип нашел отражение в размышлениях христианских богословов и философов.
Святитель Василий Великий подчеркивал, что творение мира, благо-даря своему эстетическому аспекту, предназначено для человека, чтобы че-рез видимую красоту он постигал величие Бога [8, с. 54]. Григорий Нисский добавляет, что в человеке соединено божественное и земное начала, позво-ляя ему наслаждаться и духовными, и земными благами [9, с. 78]. В свою очередь, Августин Иппонийский сравнивает Священное Писание со здани-ем, в которое невозможно войти с гордостью. По его мнению, оно непости-жимо для высокомерных, но доступно тем, кто открывается для его глубин-ной мудрости [8, с. 21].
Символическая интерпретация позволяет рассматривать события не только с фактической стороны, но и придавать им особую сакральную зна-чимость, открывая возможность восприятия божественного через земное. Знание в таком контексте становится инструментом, направляющим челове-ка к нравственному совершенствованию и дающим возможность глубже осмыслить своё бытие и устремить его к Богу. Символический реализм хри-стианства необходим для того, чтобы человек мог посредством словесных и символических форм передавать видимый образ невидимого, способствуя более глубокому пониманию духовного. Например, антропология каппадо-кийцев иллюстрирует библейско-философский синтез, представляя человека как существо, объединяющее два мира — земной и небесный, материаль-ный и идеальный, представляющее Бога среди видимого и вещественную Вселенную среди невидимого. В нём соединяются противоположности, та-кие как высшее и низшее, духовное и материальное, свобода и необходи-мость, разумное и неразумное [4, с. 103]. Человеческое существо восприни-мается как гармония, подобная музыке, где свирель и лира издают едино-гласный строй.
Одним из ярких примеров символизма в христианстве является ико-нопочитание. В постановлениях Седьмого Вселенского собора провозгла-шается почитание икон, которые помогают не только вспоминать первооб-разы, но и участвовать в освящении через них. Сохраняя образы, такие как крест, святое Евангелие и иконы, христиане получают духовное возрожде-ние, поскольку чувственные знаки служат мостом к духовному восприятию и напоминанием о первообразах, позволяя приблизиться к благодати [6, с. 501]. Поклонение образам восходит к первообразам, и тем самым, воздавая честь иконе, христианин почитает ипостась изображённого.
Христианский символизм включает использование антропологических образов, природных явлений, житейских ситуаций и исторических анало-гий. Например, в апофатическом богословии символ указывает на невиди-мый образ Бога, о чём свидетельствуют слова: «Бога человекам невозможно видети, на Него же не смеют чини Ангельские взирати». Через живопись, иконопись и архитектуру проявляется величие Бога и Его творения. Симво-лы в церковной жизни скрывают глубокое духовное содержание, и через них передаётся благодать, соответствующая таинственному смыслу симво-лов [5, с. 99].
Изучение человека и его природы через символы позволяет выявить телесные, душевные и духовные состояния, а также предложить способы их исправления. Средневековая литература насыщена моральной символикой. События внешней и внутренней жизни человека аллегорически интерпрети-руются, помогая направить человека к спасению и духовному развитию. Святитель Василий Великий подчёркивал, что аллегории при толковании Писания нужно использовать с осторожностью, предпочитая буквальное понимание. Он указывал на необходимость прямого толкования текста, где каждое слово принимается за истину: «всё, чем оно названо, за то и прини-маю».
Философы античности и средневековые богословы рассматривали предметный символизм как основной инструмент познания духовных аспек-тов жизни. Орфики воспринимали свои обряды как символы процессов, происходящих в космической и человеческой жизни [7, с. 17]. Пифагор пе-ренял символизм орфиков, включив культ музыки и дружбы в свои учения [7, с. 16]. Платон, развивая эти идеи, создавал символическую мифологию, направляющую разум к Абсолюту, представляя философию как мысленное искусство [7, с. 42]. Он утверждал, что интуиция сверхнаучного может быть выражена через символ и миф [7, с. 42]. Неоплатонизм настаивал на един-стве воли и сознания, видя в этом трансцендентный идеал, достигаемый че-рез внутреннее созерцание и отвлечение от внешнего мира [1, с. 3].
Августин пересматривает неоплатонизм в свете христианского учения. В отличие от «единого» Плотина, Бог, по мнению Августина, становится собеседником человека, отвечая на его сокровенные чаяния. Он развивает символическую концепцию Платона в теологическом контексте, рассматри-вая антропологические процессы через символы и добавляя элементы ан-тропоморфизма. Говоря о людях, которые слабы в разумении, но твёрды в вере, Августин, вероятно, имел в виду «душевных» людей, неспособных к восприятию духовного смысла Писания.
«Исповедь» Августина наполнена символикой. Например, истины ве-ры он сравнивает с материнской грудью, успокаивающей младенцев: «Со-всем ещё маленькие дети, они в своей слабости успокаиваются на этих са-мых простых понятиях, как на материнской груди». Новоначальных хри-стиан Августин уподобляет неоперившимся птенцам, которых необходимо защищать и помогать им пройти жизненный путь. Он просит Бога: «Госпо-ди Боже, сжалься! не дай прохожим растоптать неоперившегося птенца, по-шли ангела Твоего, чтобы он положил его обратно в гнездо: пусть живёт там, пока не научится летать!»
Христианская символика пронизывает все аспекты церковной жизни: архитектура храмов, богослужения, священные предметы и действия напол-нены символическим смыслом. Одним из ключевых явлений предметного символизма является литургический символизм. С его помощью раскрыва-ется идея о том, что мир и человек, как творения Бога, несут на себе отпеча-ток Божественного совершенства. Символы подчёркивают, что только сам человек, направляя свою волю, способен достичь богообщения и богоупо-добления. Умопостигаемые образы помогают передать идею Божественного совершенства, свидетельствуя о реальности, которая находится за пределами рационального познания. Христианский символизм представляет собой путь к Богу и внутреннему самосовершенствованию, выражаясь через искусство, иконопись, архитектуру и литературу, и приводя человека к обретению ду-ховного совершенства во Христе.
1.2. Христианства и их отражение в русской литературе
Русская классическая литература формировалась под влиянием трёх основополагающих традиций: фольклора, западноевропейской культуры, и христианства, особенно восточного, православного направления, которое стало важнейшим элементом в становлении русской словесности. Правосла-вие определяло не столько национальную идентичность, сколько духовную основу русской ментальности, что привело к созданию литературного ис-кусства на моноконфессиональной базе. Вся славянская культура, включая русскую, связана с наследием святых Кирилла и Мефодия, которые разрабо-тали письменность для перевода Евангелия. Без знакомства с Библией и тру-дами отцов церкви понимание русской литературы невозможно.
Исследователи указывают на то, что отечественная литература в своём развитии формировала единый христианский текст, органично связанный с экзегетикой священных текстов, что позволяет рассматривать её в контексте религиозной филологии [15]. Христианские архетипы стали частью культу-ры русского этноса, формируя культурное бессознательное. Религиозные философы И. А. Ильин, Н. А. Бердяев, К. В. Мочульский, В. В. Зеньковский активно исследовали взаимодействие христианства и русской литературы, выявляя её субконфессиональную основу. В своих трудах они подчёркива-ли, что даже когда русские писатели отступали от религиозных идеалов, христианские темы оставались центральными [16, с. 387; 12, с. 63]. Максим Горький называл русскую литературу «священным писанием земли рус-ской», а Томас Манн описывал её как «святая русская литература», основан-ная на православной традиции.
В советский период тема духовности в русской литературе почти не освещалась, особенно в сравнении с фольклорной и западноевропейской традицией. В постперестроечное время российская литературная наука наконец-то начала более подробно рассматривать религиозные аспекты рус-ской классики и их связь с христианством. Труды В.А. Котельникова [17, с. 44] послужили основой для концептуального изучения взаимодействия ху-дожественной литературы с религиозной традицией. Пушкинский Дом (ИРЛИ РАН) стал ведущим центром по изучению этих вопросов с 1994 го-да. Ученые, такие как А.М. Любомудров, Ю.К. Герасимов и В.А. Котельни-ков, а также исследователи из других научных школ, включая П.Е. Бухарки-на, В.Н. Захарова и М.М. Дунаева, внесли значительный вклад в исследова-ние связи русской литературы с православием.
Однако подобные исследования вызвали активную полемику в науч-ном сообществе. Среди российских исследователей появились как сторон-ники, так и противники нового научного направления. Основные разногла-сия касались как методологии, так и самой постановки проблемы. Со вре-менем это направление получило название «религиозная филология» и ста-ло частью этнопоэтики.
Особенностью русской классической литературы является глубокое единство художественного и религиозного начал. Религиозные мотивы не просто интегрируются в литературные произведения, но составляют основу, на которой строится их художественная структура. Символика и идеи хри-стианства органично переплетаются с литературной формой, формируя сю-жетные линии и образную систему. При этом религиозное содержание как бы уходит на задний план, не превращаясь в явную дидактику, что делает русскую классику особенно привлекательной для широкой аудитории.
Русские писатели не только выражали свои религиозно-философские взгляды через художественные образы, но и использовали христианскую духовность как основу своего творчества. Этот синтез духовного и литера-турного служения позволяет говорить о русском литературном наследии как о своеобразной «религии художественного слова». Такая особенность рус-ской классики дала основание называть её «пятым» Евангелием, что под-чёркивает её уникальность и духовную ценность.
Личный и духовный опыт поэта, основанный на убеждении в «абсо-лютной ценности веры в божественное начало», служит основой для прояв-ления христианских воззрений и религиозных принципов в литературном творчестве. Его поэзия является примером синтеза художественного, ми-стического и философско-религиозного подходов к познанию мира. В луч-ших произведениях поэт отражает небесную реальность как явление, про-свечивающее сквозь материальный мир. Он связывает творческую деятель-ность с внутренним духовным поиском и художественно передаёт свои ме-тафизические переживания в произведениях, таких как «Ангел», «Ветка па-лестины», «Молитва», «Выхожу один на дорогу» [20, с. 17-27].
Стихи Лермонтова, передающие его духовные переживания, нередко воспринимались литературоведами как поэтический приём. Некоторые его произведения, например, стихотворение «Благодарность», подверглись кри-тике. Стихотворение, написанное за год до гибели поэта, представляет собой размышление о сложных аспектах жизни:
«За тайные мучения страстей,
За горечь слёз, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей…»
Комментаторы, такие как И. Л. Андроников, ссылаясь на Б. Бухштаба, утверждают, что стихотворение основывается на идее, что Бог является ис-точником мирового зла [15]. М. М. Дунаев, в учебнике для духовных семи-нарий, характеризует это произведение как иронию над прославлением «бла-гости Господней», отмечая, что оно пародирует благодарственную молитву [13].
На самом деле стихотворение выражает центральную идею христиан-ского восприятия мира. Христианин должен быть благодарен Богу за все, особенно за испытания, которые способствуют духовному развитию. Благо-дарность должна проявляться в материальном мире, поскольку после смерти душа возвращается к Богу, в «горний» мир, где нет земных страданий и ис-пытаний, и пребывает в состоянии очищения и покоя.
Душа поэта, изображённая как лирический герой, благодарит Создате-ля за испытания, которые выпали на её долю, одновременно прося избавле-ния от земных страданий и помощи в переходе в мир иной. Это выражение страдания и надежды поддерживается не только лексическими средствами, где употребляются слова, символизирующие муки и отчаяние (например, мучения, горечь, слёзы), но и использованием особой стихотворной формы – восьмистишия, традиционного для русской поэзии.
Цифра восемь имеет сакральное значение, выступая символом Божье-го правосудия и гармонии мироздания. Она ассоциируется с двойственно-стью, разделяющей материальный и духовный миры [21, с. 355]. В произ-ведении Лермонтова восемь строк разбиты на два смысловых блока: первые шесть строк изображают материальный мир через повторы и анафору, сим-волизируя земные страдания. Число два, как символ двойственности, выра-жает связь жизни и смерти, а также других противоположностей [22, с. 120]. Последние две строки посвящены гипотетически духовной сфере, но вме-сто смирения здесь проявляется жалоба на тяготы земного существования и стремление вернуться "домой".
Просьба поэта к Богу отличается от православных молитв, где под-чёркивается смирение перед Божьей волей: «Не как я хочу, но как Ты» [11, Евангелие от Матфея, 26:39]. В обращении автора звучит богоборческий мотив, который проявляется не только в этом произведении, но и в его творчестве в целом. Возможно, именно поэтому критики не всегда призна-вали духовную глубину произведений Лермонтова, хотя они включают в се-бя глубокие религиозные и философские размышления о месте человека в мире и его отношениях с Творцом [11, Послание к галатам Святого Апосто-ла Павла, 6:7].