Подозреваемый как участник уголовного процесса.

. История становления и развития понятия «подозреваемый» в Российском уголовном процессе

В доктрине уголовно-процессуального права долгое время не было единого подхода к рассмотрению понятия «подозреваемый», в связи с чем и на законодательном уровне долго не могли выработать его юридическую форму.
Современное уголовно-процессуальное законодательство РФ определяет подозреваемого в качестве лица, в отношении которого было возбуждено уголовное дело, либо которое было задержано по подозрению в совершении преступления, либо к которому была применена одна из мер пресечения до предъявления ему официального обвинения, либо которое получило уведомление по подозрению его в совершенном преступлении .
При этом, в развитии понятия и процессуального положения подозреваемого разными правоведами выделяются различные этапы. Так, О.А. Зайцев рассматривает три стадии: предпосылочную, формальную и стадию качественных изменений. Первая обусловлена вступлением в 1775 году в силу «Учреждения для управления губерний». Указанный указ, впервые за всю российскую историю, упоминает категорию лиц, помещенных под стражу без предъявления им обвинения. Следующий этап начинается во второй половине ХIХ века. Тогда термин «подозреваемый» впервые стал применяться в законах и стали формироваться и закрепляться основания для наделения лица таким статусом. Последний период связан с принятием УПК РСФСР 1961 г . В отличие от него, Ю.Б. Чупилкин становление статуса подозреваемого разбивает на шесть периодов, начиная с 1715 года [8].
Несмотря на то, что, как нами было отмечено выше, первое законодательное употребление понятия «подозреваемый» происходит в 1860 году, его содержание нормативно не раскрывается. Ситуация не меняется и с принятием в 1864 году Устав уголовного судопроизводства и даже с введением в действие УПК РСФСР 1923 г. Проблема понятия подозреваемого стала обсуждаться в научных кругах лишь после Второй мировой войны. Наибольшее признание на тот момент получило мнение профессора М.С. Строговича, считавшим, что подозреваемый это исключительно то лицо, в отношении которого при расследовании преступления, до наделения его статусом обвиняемого, было принято решение о применении задержания или меры пресечения [7]. И только лишь в 1960 году, спустя 100 лет после первого законодательного упоминания подозреваемого, было закреплено, что подозреваемый – это лицо, задержанное по подозрению в совершении преступления, или к которому была применена мера пресечения до предъявления обвинения .
Однако необходимо заметить, что некоторые теоретики были против включения в законодательство правовой фигуры подозреваемого. По их мнению, это повлечёт за собой неоднократные нарушения законности, т.к. граждан будут привлекать в качестве подозреваемых в совершении преступного деяния без достаточных то это оснований [6]. Кроме того, во второй половине XX века законодатель проявлял к подозреваемому намного меньше интереса, чем к обвиняемому, и наделял его меньшим количеством прав в уголовном судопроизводстве. Тем не менее, в дальнейшем изменение общественно-политического и конституционного строя в нашей стране обусловило расширение оснований для наделения лица статусом подозреваемого и повлекло увеличение объема его прав в уголовном процессе.
Наука российского уголовно-процессуального права, в течение последних 20 лет ХХ века, активно исследовала вопросы личности и ее правового положения в уголовном судопроизводстве. Особым вниманием наделялись проблемы статуса подозреваемого. Так, например, в конце XX столетия был принят Федеральный закон «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», которым права подозреваемого значительно расширялись . По прошествии нескольких лет законодательное понятие подозреваемого и вовсе было расширено: им стало признаваться лицо, в отношении которого имеется возбужденное уголовное дело.
Таким образом, к моменту окончания своего действия Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР установил за подозреваемым правовой статус, практически идентичный современному. Не вызывает сомнений, что действующее в настоящее время уголовно-процессуальное законодательство, за всю отечественную историю в наибольшей степени упорядочивает рассматриваемый институт. Так, укрепилось правовое положение подозреваемого, оно, по уровню нормативной детализации, было усовершенствовано до правового положения обвиняемого. Кроме того, законодатель заметно систематизировал регламентирующие правовой статус подозреваемого и устанавливающие его место среди других участников российского уголовного процесса нормы.
В заключении хотелось бы обратить внимание на то, что изучение процесса возникновения и развития абсолютно любого правового института представляет интерес для современных правоведов. Не будет исключением и институт подозреваемого в уголовно-процессуальном праве Российской Федерации, история становления которого весьма противоречива. Однако именно это обстоятельство позволяет проследить процесс исторического развития норм права, обусловленного имеющейся на различных этапах необходимостью и потребностью в механизме правового регулирования.




§2. Задержание подозреваемого: сущность и наименование

Главная причина всех бед и противоречий современного института задержания заключается в принципиально неверном и изначально обреченном на неудачу стремлении законодателя охватить в одном понятии «задержание» совершенно разные по сущности, целям и значению действия. Таковыми являются физическое задержание (захват, поимка) и называемое в научной литературе «процессуальным задержанием» кратковременное заключение лица под стражу без (и до) судебного решения.
Задержание подозреваемого – одна из самых неоднозначных мер принуждения. Наука и практика по-прежнему не выработали единого подхода к решению таких ключевых вопросов, как момент начала исчисления срока задержания, правовая природа действий по фактическому захвату и доставлению и пр. Сложилось так, что «задержанием» называют как действия по захвату лица, совершившего правонарушение, доставлению его в правоохранительный орган и удержанию в служебном помещении, так и правоприменительный акт о водворении лица в места содержания под стражей. Данное обстоятельство создает путаницу в теории и на практике, создает простор для разного толкования и применения норм, регулирующих задержание. Иначе говоря, пока «уличная поимка» и решение о помещении лица в ИВС объединены одним термином, разночтений избежать не удастся.
Нельзя поспорить с авторами курса уголовного процесса под редакцией Л.В. Головко, что «во всех правопорядках без исключения существуют две формы ограничения физической свободы лица в качестве двух автономных мер процессуального принуждения:
1) кратковременное задержание;
2) длительное (в той или иной степени) заключение под стражу.
Между ними есть принципиальная разница: задержание является по своей природе полицейской мерой, т.е. реализацией полицейских функций; заключение под стражу является по своей природе судебной мерой, т.е. реализацией судебных функций» . Вместе с тем в наших реалиях задержание подозреваемого, предусмотренное ст. 91 УПК РФ, сложно назвать полицейской мерой.
Во-первых, задержание подозреваемого, как любая другая мера уголовно-процессуального принуждения, применяется на основании специального решения субъекта уголовной юрисдикции. Не секрет, что сотрудники полиции, чаще всего сталкивающиеся с задержанием «на улице» (участковые уполномоченные, оперуполномоченные, сотрудники ППС), субъектами уголовной юрисдикции по общему правилу не являются.
Во-вторых, задержание входит в число решений, в связи с которыми лицо приобретает статус подозреваемого (п. 2 ч. 1 ст. 46 УПК РФ). Непосредственно находиться под стражей и испытывать на себе все связанные с этим негативные последствия может лишь лицо, в отношении которого ведется официальное уголовное преследование. Соответственно, задержание подозреваемого невозможно при отсутствии возбужденного уголовного дела (на что также указывает Пленум Верховного Суда РФ ).
Реализацией полицейских функций являются действия по фактическому захвату и доставлению, называемые в литературе «фактическим задержанием», «полицейским задержанием». Мера принуждения, предусмотренная ст. 91 УПК РФ, по своему содержанию ближе к судебному аресту (заключению под стражу). Многие авторы советского периода определяли задержание подозреваемого как кратковременный/краткосрочный арест. У такой точки зрения были противники. Так, Е.М. Клюков указал, что согласно ст. 127 Конституции Союза ССР всякий арест лица возможен только с санкции прокурора или по постановлению суда, и в связи с этим определял задержание как «взятие лица под стражу» . На что И.М. Гуткин справедливо ответил: «Такая трактовка задержания не вносит ничего нового в понимание сущности рассматриваемого института, ибо взятие под стражу – это не что иное, как арест». В научной литературе задержание подозреваемого воспринимается как кратковременный арест и в настоящее время .
Однако есть авторы, которые разграничивают фактическое и процессуальное задержание не только сущностно, но и терминологически. Так, Д.Я. Мирский еще в 1969 году писал: «Для того, чтобы избежать одинакового наименования двух разных по своей природе институтов, представляется целесообразным исключить из процессуальной терминологии слово «задержание», а заключение под стражу лица, подозреваемого в совершении преступления, называть «предварительным арестом». Не оставил данную проблему без внимания и П.А. Смирнов: «Учитывая силовой, «задерживающий» характер физического задержания, его и называть следует собственно «задержанием». Процессуальное же задержание, исходя из истинного его предназначения, должно именоваться «кратковременным арестом».
Данные предложения вполне обоснованы и могли бы найти место в законе. Однако в ч. 2 ст. 22 Конституции РФ сказано, что арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. Формально арест до судебного решения по-прежнему недопустим, как и по Конституции СССР, вопрос лишь в том, о каком аресте Основной закон ведет речь.