Фрагмент для ознакомления
2
Геополитическая трансформация представляет собой процесс изменения политической карты мира или отдельных регионов вследствие внутренних и внешних факторов. В научной литературе этот процесс объясняется с точки зрения таких теорий, как геополитический реализм, геоэкономика и теория региональной безопасности. В основе трансформации лежат изменения баланса сил, политическая нестабильность, военные конфликты, экономические сдвиги и вмешательство внешних акторов. В условиях глобализирующегося мира влияние этих факторов становится еще более ощутимым, особенно в регионах, где политическая система традиционно опирается на авторитарные структуры власти и слабые демократические институты .
Арабская весна, охватившая страны Северной Африки и Ближнего Востока в 2010–2012 гг., стала одним из важнейших событий в современной истории региона. Массовые протестные движения, направленные против действующих правящих элит, привели к серьезной политической дестабилизации в ряде государств, изменению их внешнеполитического курса, а также к открытым вооруженным конфликтам. Основными причинами этих событий стали социально-экономическое неравенство, высокий уровень коррупции, отсутствие демократических свобод, растущая молодежная безработица и неэффективные экономические реформы. Протесты привели к падению режимов в Тунисе, Египте и Ливии, а также к затяжной гражданской войне в Сирии и Йемене .
Арабская весна существенно изменила стратегическую обстановку на Ближнем Востоке. До этого момента регион находился в относительном равновесии, где главные акторы – Саудовская Аравия, Египет, Турция и Иран – сохраняли стабильные позиции, а международные игроки, такие как США и Россия, поддерживали традиционный баланс сил. Однако события 2011 г. привели к новому уровню неопределенности: Египет пережил несколько смен власти, Ливия фактически перестала существовать как единое государство, Сирия погрузилась в гражданскую войну, а Йемен стал полем битвы между различными группировками .
В этой новой реальности Саудовская Аравия оказалась перед необходимостью адаптации своей внешней политики. Эр-Рияд, как крупнейшая монархия Персидского залива, опасался распространения революционной волны на свою территорию и на соседние государства. Особенно тревожным для королевства был рост влияния организации «Братья-мусульмане», которая активно выступала за изменение политической структуры региона и расширение демократических процессов. Саудовская Аравия всегда придерживалась консервативного подхода в политике и рассматривала демократизацию как угрозу стабильности монархического правления. В этой связи внешнеполитическая стратегия страны после 2011 г. приобрела более активный и наступательный характер .
Одним из первых шагов Саудовской Аравии в новой геополитической среде стало подавление протестов в соседнем Бахрейне в 2011 г.
Эр-Рияд, совместно с Объединенными Арабскими Эмиратами, направил в страну войска для подавления шиитских волнений, опасаясь, что нестабильность в Бахрейне может перекинуться на восточные провинции самой Саудовской Аравии, где также проживает значительное шиитское население. В этом случае ключевым фактором стала не только защита монархического режима, но и противостояние региональному сопернику – Ирану, который традиционно поддерживает шиитские сообщества на Ближнем Востоке.
Другим важным направлением внешней политики королевства стало активное вмешательство в конфликты в Йемене и Сирии. В Йемене Саудовская Аравия с 2015 г. возглавила военную коалицию, направленную против шиитского движения «Ансар Аллах» (хуситов), которое, по мнению Эр-Рияда, получает поддержку от Ирана. Этот конфликт стал частью более широкой стратегической борьбы между Саудовской Аравией и Тегераном за региональное лидерство. В Сирии Эр-Рияд активно финансировал различные суннитские вооруженные группировки, надеясь свергнуть режим Башара Асада и ослабить влияние Ирана .
Арабская весна также заставила Саудовскую Аравию пересмотреть свои стратегические альянсы. Если раньше Эр-Рияд почти полностью полагался на поддержку США, то после 2011 г. королевство начало более активно выстраивать связи с другими глобальными игроками, такими как Китай и Россия. Это объяснялось как ростом экономического сотрудничества, так и необходимостью диверсификации внешнеполитических партнеров в условиях меняющейся международной среды .
Помимо военного и политического влияния, Саудовская Аравия использовала в своей внешней политике инструмент «мягкой силы». Одним из ключевых аспектов этой стратегии стало продвижение суннитского ислама в качестве идеологического противовеса шиитскому влиянию Ирана. Финансирование исламских образовательных центров, благотворительных организаций и медиаресурсов позволило Эр-Рияду расширить свое влияние в мусульманском мире и сформировать благоприятный имидж среди суннитских государств .
Геополитическая трансформация Ближнего Востока после Арабской весны радикально изменила международное положение Саудовской Аравии. Королевство, которое традиционно играло роль консервативного защитника статус-кво, оказалось вынуждено перейти к активной внешней политике, включающей военные интервенции, поддержку союзников и диверсификацию международных контактов. Если до 2011 г. Саудовская Аравия в основном действовала в рамках координации своей политики с США, то в последующие годы королевство начало проводить более самостоятельный внешнеполитический курс, стремясь утвердить себя как ведущего регионального игрока.
Современная внешняя политика Саудовской Аравии продолжает развиваться в условиях сохраняющейся нестабильности на Ближнем Востоке. Влияние последствий Арабской весны до сих пор ощущается в регионе, и королевство остается вовлеченным в ключевые конфликты, определяющие геополитическую динамику Ближнего Востока. В последующих главах будут рассмотрены конкретные аспекты этой политики, включая участие Саудовской Аравии в региональных конфликтах и ее отношения с основными мировыми державами.
1.2 «Исламский фактор» в внешней политике КСА
Ислам является ключевым элементом внешнеполитической стратегии Саудовской Аравии. Как государство, в котором расположены две священные мечети ислама – в Мекке и Медине, королевство обладает уникальным религиозным статусом в мусульманском мире. Этот фактор позволяет Эр-Рияду формировать собственную концепцию лидерства среди мусульманских стран и использовать исламскую риторику для укрепления своих геополитических позиций.
Саудовская Аравия исповедует ваххабизм – консервативное направление суннитского ислама, основанное на учении Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба. Это течение сформировало идеологическую основу саудовского государства и стало важным инструментом внешней политики. Продвижение ваххабизма через сеть исламских образовательных центров, благотворительных фондов и медиаресурсов позволяет Саудовской Аравии распространять свое влияние среди суннитского населения мусульманских стран .
Одним из ключевых механизмов реализации этой стратегии является Лига исламского сотрудничества (ранее – Лига исламского мира), созданная в 1962 г. Организация занимается пропагандой суннитских ценностей, организацией паломничеств в Мекку и Медину, а также финансированием исламских учебных заведений и мечетей по всему миру. Саудовская Аравия использует эту платформу для формирования лояльного отношения к своему внешнеполитическому курсу среди мусульманских стран .
Кроме того, королевство активно участвует в работе Организации исламского сотрудничества (ОИС) – крупнейшей международной мусульманской организации, объединяющей 57 государств. Саудовская Аравия играет ведущую роль в принятии решений внутри ОИС, используя ее как дипломатический инструмент для продвижения своих интересов. В частности, Эр-Рияд инициировал резолюции, осуждающие Иран, поддерживал мусульманские меньшинства в разных странах и оказывал давление на правительства, не соответствующие его религиозной и политической линии .
Одним из центральных аспектов исламского фактора во внешней политике Саудовской Аравии является её конфронтация с Ираном – главным шиитским государством региона. Взаимное соперничество между Эр-Риядом и Тегераном носит не только политический, но и религиозный характер: Саудовская Аравия представляет суннитскую доминанту, тогда как Иран позиционирует себя как защитник шиитских общин .
Противостояние этих двух держав особенно проявилось после Иранской революции 1979 г. когда Тегеран провозгласил курс на экспорт исламской революции. Саудовская Аравия восприняла это как угрозу своей монархии и предприняла активные шаги по укреплению суннитского блока. В дальнейшем конфликт между странами перерос в опосредованную войну за влияние в таких странах, как Йемен, Сирия, Ливан, Ирак и Бахрейн.
Одним из наиболее значимых эпизодов конфронтации стало йеменское противостояние, начавшееся в 2015 г. Саудовская Аравия возглавила военную коалицию против хуситов – шиитского движения, получающего поддержку от Ирана. Этот конфликт носит не только политический, но и религиозный характер, поскольку Эр-Рияд рассматривает шиитские вооруженные группировки как инструмент расширения иранского влияния в регионе .
Кроме Йемена, саудовско-иранское противостояние проявляется и в Сирийской гражданской войне, где Саудовская Аравия поддерживает суннитские оппозиционные группы, выступающие против режима Башара Асада – союзника Ирана. В Ливане Эр-Рияд финансирует суннитские партии и движение «Аль-Мустакбаль», противостоящие шиитской организации «Хезболла», являющейся ключевым партнером Тегерана.
Таким образом, исламский фактор во внешней политике Саудовской Аравии не ограничивается только продвижением суннитского ислама, но также используется для борьбы с региональным соперником – Ираном, усиливая конфронтацию между суннитами и шиитами .
Саудовская Аравия на протяжении десятилетий использует исламскую благотворительность как инструмент влияния. Финансирование суннитских организаций, мечетей и медресе за рубежом позволяет Эр-Рияду формировать благоприятный имидж и укреплять позиции в мусульманских странах.
Одним из примеров является финансовая поддержка салафитских и ваххабитских движений в Северной Африке, Юго-Восточной Азии и на Балканах. Саудовские фонды инвестировали миллиарды долларов в строительство мечетей в таких странах, как Пакистан, Индонезия, Малайзия, Босния и Герцеговина, Албания и Косово. Это способствовало распространению ваххабитской идеологии и укреплению влияния Эр-Рияда в этих регионах .
Дополнительно Саудовская Аравия активно использует платформу хаджа (паломничества в Мекку и Медину) для оказания дипломатического давления. Например, Эр-Рияд не раз вводил ограничения на участие в хадже для граждан стран, с которыми у него обострялись отношения. В 2017 г. Саудовская Аравия временно запретила паломничество катарским мусульманам в разгар дипломатического кризиса с Катаром. Аналогичные ограничения применялись и к шиитским паломникам из Ирана .
Использование хаджа как инструмента дипломатии показывает, что религиозный фактор играет не только культурную, но и геополитическую роль. Эр-Рияд демонстрирует, что контроль над исламскими святынями дает ему дополнительные рычаги влияния на международной арене.
В XXI веке Саудовская Аравия столкнулась с критикой за поддержку радикальных исламских движений. Особенно остро этот вопрос встал после терактов 11 сентября 2001 г. когда выяснилось, что большинство террористов были гражданами Саудовской Аравии. Это привело к пересмотру политики королевства в отношении экстремизма .
В последние годы Эр-Рияд позиционирует себя как ведущая сила в борьбе с терроризмом. В 2015 г. Саудовская Аравия создала Исламскую военную коалицию по борьбе с терроризмом, в которую вошли более 40 мусульманских стран. Основная цель коалиции – противодействие радикальным исламистским группировкам, включая ИГИЛ и «Аль-Каиду».
При этом борьба с терроризмом используется Эр-Риядом и как предлог для подавления политической оппозиции. Например, Саудовская Аравия обвиняет в терроризме шиитские движения в Йемене и Бахрейне, а также исламистскую организацию «Братья-мусульмане», которая представляет угрозу для монархий Персидского залива .
Исламский фактор является неотъемлемой частью внешней политики Саудовской Аравии. Использование религиозного лидерства, финансирование исламских организаций, борьба с шиитским влиянием и инструментализация хаджа позволяют Эр-Рияду продвигать свои интересы на Ближнем Востоке и за его пределами. Влияние исламского фактора особенно заметно в противостоянии с Ираном, дипломатическом давлении на мусульманские страны и борьбе с радикальными группировками. В дальнейшем Саудовская Аравия продолжит использовать ислам как инструмент своей внешнеполитической стратегии, адаптируя его к новым вызовам и реалиям мировой политики.
1.3 Внутренние факторы, влияющие на внешнеполитический курс
Внешняя политика Саудовской Аравии формируется под влиянием не только международных процессов, но и внутренних факторов, которые определяют стратегические приоритеты королевства на мировой арене. Ключевыми внутренними детерминантами внешнего курса Саудовской Аравии являются экономическая структура, политическая система, социальные трансформации и военная доктрина.
Саудовская Аравия является абсолютной монархией, в которой вся власть сосредоточена в руках королевской семьи Аль Сауд. Политическая система страны строится на традиционной арабской монархической модели, где правящая династия не только управляет государством, но и играет ключевую роль в религиозной жизни страны.
Монархическое устройство королевства оказывает прямое влияние на его внешнюю политику. В отличие от демократических государств, внешнеполитический курс Саудовской Аравии определяется исключительно королем и его ближайшим окружением, без участия парламента или выборных институтов. Это позволяет Эр-Рияду проводить консервативную и последовательную политику, не зависящую от смены правительств или общественного мнения.
Стабильность монархического режима Саудовской Аравии во многом зависит от сохранения власти в руках семьи Аль Сауд. Это объясняет высокую активность Эр-Рияда в подавлении протестных движений как внутри страны, так и за ее пределами. Внешняя политика королевства направлена на поддержку монархических режимов в регионе, предотвращение революционных движений и противодействие любым попыткам политической либерализации.
Фрагмент для ознакомления
3
Источники:
1. Устав Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (GCC Charter, 1981) [Электронный ресурс] // GCC Official Website. URL: https://www.gcc-sg.org/ar/MediaCenter/DigitalLibrary/Documents/27848330-555a-4a7d-9a6c-206b797fd2f9.pdf (дата обращения: 28.04.2025).
2. Abraham Accords Declaration. 2020. [Электронный ресурс] // United Nations Treaty Collection. URL: https://treaties.un.org/Pages/showDetails.aspx?objid=08000002805b2870 (дата обращения: 28.04.2025).
3. Charter of the Organization of the Petroleum Exporting Countries (OPEC). [Электронный ресурс] // WIPO Lex – World Intellectual Property Organization. URL: https://www.wipo.int/wipolex/ru/treaties/details/19825 (дата обращения: 28.04.2025).
4. Declaration of Cooperation between OPEC Member Countries and Non-OPEC Oil Producing Countries. 2016. [Электронный ресурс] // OPEC Official Website. URL: https://www.opec.org/opec_web/static_files_project/media/downloads/publications/Declaration%20of%20Cooperation.pdf (дата обращения: 28.04.2025).
5. Saudi Vision 2030. رؤية السعودية 2030 [Электронный ресурс] // Vision 2030 Official Website. URL: https://www.vision2030.gov.sa/ar/ (дата обращения: 28.04.2025).
Литература:
6. Абласанова М. М. Трансформация в понимании термина «Арабская весна», или к чему привело это явление // Евразийский Союз Ученых. 2014. № 8–10. С. 111–113.
7. Антонова Н. Г. Отношения России и Саудовской Аравии в XXI веке: современное состояние и перспективы сотрудничества // Вопросы национальных и федеративных отношений. 2020. Т. 10. № 12. С. 2939–2951.
8. Беш О. А. «Арабская весна» и ее влияние на геополитическую ситуацию на Ближнем Востоке // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. 2012. № 4. С. 5–12.
9. Бирюков Е. Взаимоотношения Саудовской Аравии и Ирана в сфере безопасности // Россия и мусульманский мир. 2017. № 12 (306). С. 60–85.
10. Васильев А. М., Жерлицына Н. А. Интернет-революции или просто фитна: к десятилетию «арабской весны» // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. 2021. Т. 21. № 3. С. 529–542.
11. Гасанов К. Н. Нормализация отношений Турции с арабским миром (2021–2023 гг.) // Главный редактор. 2024. № 1. С. 96.
12. Глазунов О. Н., Терехова М. Ю. Особенности и приоритеты формирования современной образовательной политики Королевства Саудовская Аравия // Общество: политика, экономика, право. 2019. № 12 (77). С. 12–16.
13. Демченко А. В. Внутренние факторы формирования внешней политики стран Арабского Востока // Вестник МГИМО университета. 2010. № 1. С. 153–165.
14. Зыков А. В., Боцман О. С., Щеголев В. А. Характеристика и боевые возможности личного состава вооруженных сил Саудовской Аравии // Актуальные проблемы физической и специальной подготовки силовых структур. 2020. № 3. С. 32–36.
15. Иванова И. И. Отношения Турции и Саудовской Аравии // Нестабильность геостратегического пространства в странах Ближнего, Среднего и Дальнего Востока: актуальные проблемы. 2017. № 1. С. 99–113.
16. Исаев В. А., Филоник А. О. Россия и Саудовская Аравия в контексте экономических отношений // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность. 2018. № 1. С. 105–116.
17. Косач Г. Г. Во имя национальных интересов: внешняя политика Саудовской Аравии после «арабской весны» // Вестник Московского Университета. Серия XXV. Международные отношения и мировая политика. 2022. Т. 13. № 4. С. 131–161.
18. Косач Г. Г. Палестинское квазигосударство и ближневосточная политика // Вестник МГИМО Университета. 2012. № 1. С. 136–143.
19. Косач Г. Г. Политика Саудовской Аравии на постсоветском «мусульманском» юге: цели и итоги курса // Вестник Евразии. 2005. № 2. С. 151–179.
20. Косач Г. Саудовская Аравия сегодня // Свободная мысль. 2018. № 2. С. 83–96.
21. Косач Г. Г. Эволюция внешней политики Саудовской Аравии после «арабской весны» // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2015. № 3. С. 50–62.
22. Крючков И. В. Внешняя политика Саудовской Аравии на Ближнем Востоке в начале XXI века // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. 2017. Т. 22. № 3. С. 142–149.
23. Лавров С. Н., Тинькова А. А., Сурков А. Н. Перспективы развития внешнеэкономических отношений Саудовской Аравии и ЕАЭС // Геоэкономика энергетики. 2023. № 3 (23). С. 23–43.
24. Малышева Д. Б. Крупные региональные государства в зонах нестабильности Ближнего Востока // Мировая экономика и международные отношения. 2016. Т. 60. № 9. С. 28–36.
25. Мелихов И. Эволюция ваххабитского фактора в Саудовской Аравии // Россия и мусульманский мир. 2016. № 7 (289). С. 67–81.
26. Мельникова С. В. Динамика вовлеченности арабских стран в решение палестинского вопроса (1967–2002 гг.) // Вестник Самарского университета. История, педагогика, филология. 2020. Т. 26. № 4. С. 30–37.
27. Мохаммад М. Д. Роль инструментов «мягкой силы» во внешней политике Королевства Саудовская Аравия // Ислам в современном мире. 2018. Т. 14. № 1. С. 183–198.
28. Мохаммад М. Д. Саудовская Аравия и Иран: анализ основных факторов соперничества // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2014. Т. 10. № 4. С. 199–207.
29. Наумкин В. В. Советская дипломатия и Всемусульманский конгресс в Саудовской Аравии // Уральское востоковедение. 2018. Вып. 8. № 8. С. 7–25.
30. Нейматов А. Я. Исламский фактор и его влияние на политику Саудовской Аравии // Вестник Государственного университета просвещения. Серия: История и политические науки. 2010. № 1. С. 196–199.
31. Оганисян Л. Д. Евросоюз: политика на Ближнем и Среднем Востоке // Европейский союз: факты и комментарии. 2018. № 90. С. 66–70.
32. Оганисян Л. Д. Политика Евросоюза в странах Ближнего и Среднего Востока // Европейский союз: факты и комментарии. 2019. № 94. С. 119–122.
33. Отман А. Х. О. Принятие политических решений в Королевстве Саудовская Аравия: факторы и риски // XI Рязанские социологические чтения: развитие территории в условиях современных вызовов. 2021. С. 332–337.
34. Пашина А. М., Григорьев К. К., Протасов Д. В. Мотивация Ирана в конфликтах на Ближнем Востоке (на примере Сирии и Йемена) // II студенческий научный форум. 2022. С. 43.
35. Рыжов И. В., Комаха А. А., Бородина М. Ю. Саудовская Аравия и Государство Израиль в контексте палестино-израильского противостояния // Вестник РГГУ. Серия: Политология. История. Международные отношения. 2023. № 4-3. С. 393–406.
36. Суворова В. В. Военно-техническое сотрудничество США и Саудовской Аравии (90-е гг. ХХ – начало XXI вв.) // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 1: Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология. 2012. № 3. С. 36–46.
37. Труевцев К. М. Ближний Восток: морфология конфликта и постконфликтный дизайн // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2017. Т. 10. № 2. С. 143–166.
38. Труевцев К. Ближневосточный узел как эпицентр противостояния современного панисламистского проекта и национальных государств // Россия и мусульманский мир. 2016. № 6 (288). С. 122–146.
39. Труевцев К. М. Десять лет "арабской весны": пейзаж после битвы // Россия в глобальной политике. 2021. Т. 19. № 5 (111). С. 60–70.
40. Федорченко А. В. Россия – Саудовская Аравия: состояние и перспективы сотрудничества // Международная торговля и торговая политика. 2022. Т. 8. № 4 (32). С. 23–34.
41. Хайруллин Т. Р. Палестино-израильский конфликт 2023 г.: реакция глобальных и региональных игроков // Азия и Африка сегодня. 2024. № 6. С. 15–24.
42. Хайруллин Т. Р., Коротаев А. В. Катарско-турецкий и саудовско-эмиратский блок: борьба за влияние в Судане // Азия и Африка сегодня. 2022. № 4. С. 29–36.
43. Хлопов О. А. Интересы США и Саудовской Аравии в борьбе за цену на нефть в условиях глобальной эпидемии COVID-19 // Бизнес и общество. 2020. № 2. С. 4.
44. Хлопов О. А. Причины и последствия снижения цены на нефть: интересы США и Саудовской Аравии // Власть. 2015. № 3. С. 156–161.
45. Хлопов О. А. Энергетические и военно-политические связи США с Саудовской Аравией: анализ двухсторонних отношений // Гуманитарный научный вестник. 2019. № 5. С. 16–26.
46. Чичаев Д. С. и др. Саудовская Аравия и Иран в контексте гражданского конфликта в Йемене // Человеческий капитал. 2022. № 4. С. 160.
47. Шаврин В. Э. Россия и Саудовская Аравия: перспективы развития двусторонних отношений // Молодой ученый. 2020. № 29. С. 259–262.
48. Шумилин А. И. Эволюция подходов США к конфликтам на Ближнем Востоке // США и Канада: экономика, политика, культура. 2017. № 1. С. 32–53.
49. Adami A., Moshtaghi A. Saudi Arabia's foreign policy patterns based on 2030 Vision // The Fundamental and Applied Studies of the Islamic World. 2020. Vol. 2. No. 5. P. 100–130.
50. Alemahu A. Saudi Arabia’s Vision 2030 and its regional implication // International Journal of Public Administration and Management Research. 2023. Vol. 9. No. 1. P. 79–85.
51. Chen J., Shu M., Wen S. Aligning China’s Belt and Road Initiative with Saudi Arabia’s 2030 Vision: opportunities and challenges // China Quarterly of International Strategic Studies. 2018. Vol. 4. No. 3. P. 363–379.
52. Duan X., Aldamer S. The Saudi Arabia–China relationship at a crossroad: a neoclassical realist analysis // Asian Politics & Policy. 2022. Vol. 14. No. 1. P. 114–128.
53. Ehteshami A. Saudi Arabia as a resurgent regional power // The International Spectator. 2018. Vol. 53. No. 4. P. 75–94.
54. Fulton J. China–Saudi Arabia relations through the ‘1+2+3’ cooperation pattern // Asian Journal of Middle Eastern and Islamic Studies. 2020. Vol. 14. No. 4. P. 516–527.
55. Fulton J. Situating Saudi Arabia in China's Belt and Road Initiative // Asian Politics & Policy. 2020. Vol. 12. No. 3. P. 362–383.
56. Ghoble V. T. Saudi Arabia–Iran contention and the role of foreign actors // Strategic Analysis. 2019. Vol. 43. No. 1. P. 42–53.
57. Habibi N., Al-Dabbagh M., Hertog S. Implementing Saudi Arabia’s Vision 2030: an interim balance sheet // Middle East Brief. 2019. No. 127. P. 1–9.
58. Hokayem E., Roberts D. B. The war in Yemen // Survival. 2023. Vol. 58. No. 6. P. 157–186.
59. Jan F., Majid S. Yemen crises and the role of Saudi Arabia // International Journal of Arts and Humanities. 2017. Vol. 5. No. 1. P. 192–196.
60. Li Y. Saudi Arabia’s economic diplomacy through foreign aid: dynamics, objectives and mode // Asian Journal of Middle Eastern and Islamic Studies. 2019. Vol. 13. No. 1. P. 110–122.
61. Mabon S. Muting the trumpets of sabotage: Saudi Arabia, the US and the quest to securitize Iran // British Journal of Middle Eastern Studies. 2018. Vol. 45. No. 5. P. 742–759.
62. Moshashai D., Leber A. M., Savage J. D. Saudi Arabia plans for its economic future: Vision 2030, the National Transformation Plan and Saudi fiscal reform // British Journal of Middle Eastern Studies. 2020. Vol. 47. No. 3. P. 381–401.
63. Nyadera I. N., Islam M. N. Transnational operations, international reactions, and legitimacy: the case of Turkey and Saudi Arabia // Contemporary Review of the Middle East. 2020. Vol. 7. No. 3. P. 317–338.
64. Öztürk A. E. Turkey and Saudi Arabia relations in the twenty-first century: power, state identity and religion // Border Crossing. 2022. Vol. 12. No. 2. P. 85–96.
65. Maḥfūẓ ‘Īs. التنافس الجيوإستراتيجي السعودي–الإيراني وأثره على عملية الإنتقال الديمقراطي في اليمن: دراسة في تدخل التحالف العسكري العربي السعودي في اليمن عام 2015 [Саудовско-иранское геостратегическое соперничество и его влияние на процесс демократического перехода в Йемене: исследование интервенции арабской военной коалиции Саудовской Аравии в Йемене в 2015 году]. 2023. Vol. 7. No. 2. P. 231–255.
66. aṣ-Ṣāfī Mahdī Faliḥ, ar-Rukābī Sattār Jabbār. المتغيرات الجيوبولتيكية الدولية المؤثرة في الصراع السعودي-القطري [Международные геополитические изменения, влияющие на саудовско-катарский конфликт]. 2021. No. 5. P. 103–121.
67. ash-Sharbinī Muḥammad Muḥammad Khalīl. أهمية المملكة العربية السعودية في السياسة الأمريكية في عهد الرئيسين بوش الابن وأوباما [Значение Королевства Саудовская Аравия в американской политике во времена президентов Буша-младшего и Обамы]. 2024. Vol. 25. No. 4. P. 40–59.