Творчество В.Брюсова: проблематика и художественная специфика

Творческое наследие В.Я. Брюсова служит ярким примером двойственности, пронизывающей его эстетические и художественные взгляды. С одной стороны, он активно продвигал символистские, метафизические и мистические идеалы в русском искусстве, особенно в поэзии. С другой стороны, Брюсов проявлял живой интерес к "научной поэзии", стремясь к "техническому" слиянию искусства и науки.
В своих произведениях, особенно до 1906 года, Брюсов явно склонялся к символистской архитектонике. Однако, в критических оценках работ других авторов, а также в собственных стихах, написанных после 1906 года, он неизменно демонстрировал повышенное внимание к техническому мастерству, к умелому использованию художественных приемов, к совершенству формы, к особенностям рифмы, ритма и композиции, то есть к акмеистическим тенденциям.
С одной стороны, Брюсов страстно увлекался оккультизмом, черной магией и мистицизмом, погружаясь в мир "огненных ангелов", "антихристов" и чертей ("вечных половинностей, полу-вер, полузнаний, полу-искусств"). С другой стороны, его привлекало "чудо Божьих дел" и "борьба с Чёртом", понимаемая как "борьба за полноту, за цельность, за истинную веру, за истинную науку, за истинное искусство". Осознавая назревшую в русском искусстве потребность в эстетическом обновлении, Брюсов стремился стать лидером новой литературной школы, которая должна была вернуть отечественному искусству былую силу и, возможно, спасти мир от краха или указать новый путь для художников и поэтов. Это стремление усилилось после знакомства с творчеством французских поэтов-символистов. Его привлекала скандальная аморальность и эстетство Бодлера и Леконта де Лиля, а также их вызов общепринятым ценностям во имя чистого искусства. Он восхищался Верленом, Малларме, Рембо, Лафоргом и Мореасом и решил позаимствовать у французских декадентов модель для своей школы, создавая первые стихи в духе декадентской лирики [10].
Важно подчеркнуть, что В. Брюсов осознавал: русский символизм как течение в искусстве органично интегрируется не только в мировую, преимущественно западную, эстетическую и философскую систему, но и опирается на собственные национальные корни. В его статье «Поэзия Владимира Соловьёва» (1900) Брюсов представляет собой всестороннее исследование творческого наследия Вл. Соловьёва, справедливо аргументируя существование двух типов поэтического творчества. «Одна удовлетворяется отображением того, что поддаётся рациональному пониманию, выражением чувств, доступных ясному осознанию. Её сила заключается в передаче видимого, внешнего мира, в выразительности описаний и точности определений. Таковы были Пушкин, А. Майков, граф А. Толстой, - рассуждает В. Брюсов. - Поэзия иного рода постоянно стремится от очевидного и поверхностного к трансцендентному. Её манят тёмные, загадочные глубины человеческой души, те неясные ощущения, которые возникают где-то за гранью сознания… Эта поэзия освящена в нашей стране именами Тютчева и Фета. Ей же принадлежит имя Вл. Соловьёва». Заметно, что В. Брюсов улавливает то едва различимое, но всё же характерное символистское звучание лирики Ф. Тютчева и А. Фета - представителей классической эпохи, которые соединяют русскую литературу Золотого и Серебряного веков в единый социокультурный контекст. Это вновь подтверждает, что русский символизм – не простое копирование западного (французского) символизма, а закономерное художественное явление отечественной культуры, хотя, безусловно, и не без значительного иностранного влияния [6].
Наивысший уровень литературного мастерства Брюсова проявился в журнале «Весы», одним из создателей и фактическим вдохновителем которого он являлся. Работа в «Весах» (несколько ранее - в «Скорпионе», а позднее - в «Русской мысли») стала своеобразной вершиной всей его литературной деятельности. В рамках своей издательской и критической работы он стремился к балансу влияния русской и западной культур на художественную жизнь современников и достигал этого примерно так же, как Дягилев - в сфере изобразительного искусства.
В. Брюсов был также выдающимся рецензентом поэтических сборников как начинающих, так и известных авторов. «Он был в своей стихии, внимательно и проницательно изучая чужой текст, подчёркивая философскую идею и выявляя настроение, анализируя форму и показывая, убедительно цитируя, до какой степени форма сама по себе способна выражать мысль и индивидуальность поэта. Его, в первую очередь, интересовала “материя стиха”, но, как и все символисты, Брюсов прекрасно понимал, что банальные идеи порождают банальные слова, тогда как “новое чувство”, “новое душевное состояние” рано или поздно заставят любого истинного художника искать новые средства выражения», - справедливо отмечает А. Пайман. Примечательно, что повышенное внимание к «технике стиха» - это, пожалуй, акмеистическое кредо. Неслучайно основоположник акмеизма Н. Гумилёв именно в диалоге с символистом Брюсовым разовьёт впоследствии свою акмеистическую школу формотворчества [8].
Тем не менее, В. Брюсов страстно отстаивал именно теоретическое обоснование символизма в русском искусстве. «О искусстве» (1899), «Истины. Начала и намёки» (1901), «Ключи тайн» (1903) и «Священная жертва» (1905) – это литературные манифесты «коллективного сознания» русского символизма. В этих трудах Валерий Яковлевич «использовал широко известные цитаты, апеллировал к общепризнанным авторитетам и выражал настроения, которые уже “витали в воздухе”, включая такие прямые влияния, как религиозный эстетизм мыслителей “Мира искусства” и представителей нового религиозного сознания, апокалиптические предчувствия Соловьёва и его последователей и культ Страдающего Бога Диониса, воспетый Вячеславом Ивановым», по мнению А. Пайман. В статье «О искусстве» (1899) В. Брюсов пишет: «Искусство запечатлевает для земли душу художника; оно удовлетворяет двойной жажде общения: вступить в единение с другим и открыть перед другими тайну своей личности; самого художника искусство ведёт к самопознанию». В другой программной, как её называют исследователи, статье «Истины» (1901), открывшей в 1901 г. «Северные цветы», Брюсов отстаивал право художника на свободу, при этом, по мнению автора, искусство не должно было иметь какие-либо моральные или практические цели. «Истинно то, что признаю я, признаю теперь, сегодня, в это мгновение», - писал В. Брюсов. В 1903 г. в важной статье «Ключи тайн» (1903), открывшей первый номер «Весов», Брюсов сформулировал практически теургические функции искусства, которые, к слову, позже очень критиковал у младших символистов. Он даже прибегнул к авторитету Шопенгауэра, в свободной форме изложив его мысль: «Искусство есть постижение мира иными, не рассудочными путями. Искусство - то, что в других областях мы называем откровением. Создания искусства - это приотворённые двери в Вечность». Так В. Брюсов ратует за свободу искусства, отмечая, что «романтизм, реализм и символизм – это три этапа в борьбе художников за свободу» и «теперь оно сознательно предаётся своему высшему и единственному назначению: быть познанием мира, вне мышления по причинности». В этой связи понятны и взгляды В. Брюсова на Красоту, значение которой как эстетической категории автор принижает так же, как неизменность и объективность Истины и Добра, что максимально освобождает личность художника, позволяя ему творить всё, что ему захочется, невзирая на моральные и эстетические нормы, которые всё же существовали в классических видах искусства. Брюсов рассуждает об этом так: «Нет особой всеобщей меры красоты. Красота не более чем абстракция, как общее понятие, подобное понятию истины, добра. Красота меняется с течением времени. Красота различна для разных стран. То, что было красотой для ассирийца, нам кажется уродливым; модные костюмы, которые восхищали Пушкина, у нас вызывают смех; то, что и сейчас считает прекрасным китаец, нам чуждо. В искусстве есть неизменность и бессмертие, которых нет в красоте». За некрасивость, за уродство поэт К. Случевский даже получает одобрение В. Брюсова в рецензии «Поэт противоречий» (1904): «Стихи Случевского часто безобразны, но это безобразие, как у искривлённых кактусов или у чудовищных рыб-телескопов. Это – безобразие, в котором нет ничего пошлого, ничего низкого, скорее своеобразие, хотя и чуждое красивости». Так В. Брюсов намеренно смещает эстетические ценности в сторону деструктивного искусства. В четвёртой программной статье «Священная жертва» (1905), открывшей «Весы» за 1905 г., Брюсов предстаёт уже не просто в роли теоретика символизма, но и в образе жреца [7].