Зарождение и гибель нацисткой экономики Адам туз

Введение
Ключевое место во всех описаниях Второй мировой войны занимало представление о нацистской Германии как о неукротимом монстре, опиравшемся на высоко индустриализованную экономику. Но что, если на самом деле всё было совсем по-иному? Что, если корни европейской трагедии XX века скрывались не в силе Германии, а в ее слабости?
Из-под пера Адама Туза вышло радикально новое описание Второй мировой войны. Автор добился этого, уделив ключевое место, наряду с расовыми отношениями и политикой, экономике. Принципиальную роль в мировоззрении Гитлера играло интуитивное понимание глобальных экономических реалий. Он догадывался, что относительная бедность Германии в 1933 г. была обусловлена не только Великой депрессией, но и ограниченностью территории и естественных ресурсов страны. Он предвидел становление нового, глобализованного мира, в котором Европа будет задавлена сокрушительной мощью Америки. Оставался последний шанс: европейское сверхгосударство во главе с Германией.
Однако глобальный баланс экономической и военной силы с самого начала складывался совершенно не в пользу Гитлера, и именно для того, чтобы предупредить эту угрозу с Запада, он бросил свои недооснащённые армии на беспрецедентное и, в конечном счёте, обернувшееся крахом завоевание Европы. Даже летом 1940 г., в момент величайших триумфов Германии, Гитлеру всё равно не давала покоя нависающая над миром угроза англо-американского воздушного и морского господства, за которым, по его убеждению, стоял всемирный еврейский заговор. Как только вермахт вступил на советскую землю, война быстро превратилась в битву на истощение, не оставлявшую Германии надежд на победу. Из-за нежелания Гитлера, Альберта Шпеера и прочих признать это Третий рейх был уничтожен — ценой десятков миллионов жизней.
При взгляде на XX век трудно избежать вывода о том, что история Германии проходила под знаком двух тем: тяга к экономическому и техническому прогрессу, благодаря чему Германия в течение большей части века наряду с США, а впоследствии — с Японией, Китаем и Индией являлась одной из крупнейших экономик мира; стремление к войнам невообразимого прежде размаха.
Германия несёт основную ответственность за развязывание первой из двух опустошительных мировых войн XX века. И только она ответственна за вторую из них. Более того, в ходе Второй мировой войны Гитлер и его режим нарушили основные законы войны, организовав полномасштабную кампанию геноцида, беспрецедентного в своей интенсивности, размахе и целенаправленности. Державы победительницы приняли меры к тому, чтобы после капитуляции 1945 г. у Германии не осталось выбора между миром и войной. Хотя спорт, техника, наука и культура постепенно были вновь дозволены в качестве сфер национального и личного самовыражения, а германская политика с конца 1960-х гг. становилась всё более многогранной, после 1945 г. в национальной жизни — по крайней мере, в жизни Западной Германии — доминировало деполитизированное стремление к материальному благосостоянию. Напротив, капитуляция же, произошедшая в 1918 г., была гораздо менее полной, и выводы, сделанные из неё как немцами, так и их бывшими противниками, соответственно оказались более двусмысленными. Одной из многих поразительных особенностей немецкой политики после Первой мировой войны было то, что до самого конца Веймарской республики перед германским электоратом стоял выбор между политикой мирного движения к национальному процветанию и воинствующим национализмом, более или менее открыто требовавшим новой войны с Францией, Великобританией и США. Поскольку большая часть настоящей книги посвящена разбору того, как Гитлер подчинял себе германскую экономику в порядке подготовки ко второму из этих вариантов, представляется важным начать с чёткого обозначения альтернативы, в противостоянии с которой формировалось его мировоззрение, и с рассказа о том, как эта альтернатива была задвинута в тень катастрофическими событиями, предшествовавшими захвату власти Гитлером.
Разумеется, было бы ошибкой отрицать преемственность, связывавшую всех участников стратегических дискуссий, которые велись в 1920-е и 1930-е гг. в Германии, с империалистическим наследием эпохи Вильгельма. Враждебность к французам и полякам и империалистические замыслы в отношении соседей Германии и на Западе, и на Востоке не представляли собой чего-то нового. Однако, делая чрезмерный упор на преемственность, мы рискуем недооценить глубокое влияние, оказанное на германскую политику поражение в ноябре 1918 г. и последующим мучительным кризисом. Агония достигла высшей точки в 1923 г., когда французы оккупировали Рур, промышленное сердце германской экономики. На протяжении следующих месяцев, в течение которых Берлин спонсировал массовую кампанию пассивного неповиновения, страна скатилась в масштабную гиперинфляцию и дошла до такого политического расстройства, что осенью 1923 г. под вопросом оказалось выживание германского национального государства как такового. Дискуссии по стратегическим вопросам в Германии навсегда изменили свой характер. Кризис 1918–1923 гг., с одной стороны, породил ультранационализм — в лице радикального крыла НННП (Немецкой националистической народной партии) и гитлеровской Нацистской партии — более апокалипсической по своему накалу, чем что-либо, существовавшее до 1914 г. С другой стороны, он дал начало подлинно новому течению в немецкой внешней и экономической политике. Эта альтернатива воинствующему национализму также имела своей целью пересмотр обременительных условий Версальского договора. Но при этом ставка делалась отнюдь не на военную силу. Приоритетом для веймарской внешней политики была экономика тех областей, в которых Германия ещё могла оказывать влияние на мир. В первую очередь речь шла об обеспечении безопасности Германии и усилении её роли путём установления финансовых связей с США и более тесной промышленной интеграции с Францией. В некоторых ключевых отношениях такой подход явно предвещал стратегию, осуществляемую Западной Германией после 1945 г. Эту политику, поддерживали все партии, входившие в Веймарскую коалицию, — социал-демократы, леволиберальная Немецкая демократическая партия (НДП) и католическая Партия центра. Но воплощение она нашла в лице Густава Штреземана, лидера национал-либералов (НЛП) и германского министра иностранных дел в 1923–1929 гг.
После стабилизации 1924 г. весь немецкий электорат получил возможность дать свою оценку достижениям Веймарской республики и внешней политике Штреземана лишь через четыре года, на всеобщих выборах 20 мая 1928 г. Штреземан решил идти на эти выборы в Баварии. Разумеется, Мюнхен в то время был одной из излюбленных вотчин НСДАП и вождя этой маргинальной партии. Гитлер надеялся привлечь к себе дополнительное внимание, скрестив мечи с Штреземаном. Таким образом, баварским избирателям предлагался драматический выбор между концепцией немецкого будущего по Штреземану, основыванной на четырёх годах мирного «экономического ревизионизма», и решительным отрицанием основ веймарской внешней и экономической политики, за которым стоял Гитлер. И Гитлер, и Штреземан отнеслись к поединку серьёзно. Хотя Штреземану было важно выставлять Гитлера не более чем психом, он признавал, что нашел время прочесть по меньшей мере одну опубликованную речь Гитлера с тем, чтобы иметь представление о тех аргументах, с которыми он может столкнуться. В свою очередь, Гитлер использовал диспут с Штреземаном для того, чтобы уточнить свои внешнеполитические и экономические идеи, впервые сформулированные им в «Mein Kampf» —его манифесте, сочинённом в 1924 г. в Ландсбергской тюрьме.
В итоге на свет появилась рукопись, известная как «Вторая книга» Гитлера, завершённая летом 1928 г. и содержащая обширные фрагменты, заимствованные из его предвыборных речей.



1. Книга Адама Туза «Цена разрушения: Рождение и крах нацистской экономики». Основная мысль, цели, структура
По мнению Туза, до недавнего времени (в оригинале «Цена разрушения» была опубликована в 2006 году, в России выпущена Издательством Института Гайдара) большинство историков уделяли слишком много внимания идеологии гитлеровского режима в ущерб его экономике. В итоге историография нацизма стала двигаться на двух скоростях: в то время как представления о расовой политике этого режима и процессах, шедших в немецком обществе при национал-социализме, претерпели немалую трансформацию, экономическая история режима в основном топталась на месте. Поэтому Туз формулирует главную цель своей книги так: дать начало длительному и запоздалому процессу пересмотра устоявшихся концепций, в связи с чем ему пришлось провести переоценку архивных и статистических фактов, многие из которых не подвергались сомнению на протяжении шестидесяти лет.
Первая часть книги развенчивает миф об экономических успехах, достигнутых нацистской мобилизацией (неоспоримыми были лишь успехи в милитаристской переориентации национального производства). Вторая объясняет экономико-стратегическую рациональность объявления войны в 1939 году в условиях незавершенного перевооружения (последующая молниеносная победа над Францией мешает понять, что это была игра ва-банк, а не расчет или просчет Гитлера). Наконец, третья часть сбивает спесь с «оружейного чуда» Альберта Шпеера, которое на поверку было не более чем последней импровизацией нацистского режима в агонии, неспособной уже ничего изменить после провала блицкрига на Востоке и вступления в войну США.
Исходным тезисом Туза является принципиальная критика представления о том, что Германия при Гитлере была высокоразвитой экономикой. «Основным содержанием европейской экономической истории XX века оказалось последовательное приближение к норме, которая