Функции сна в рассказах Юрия Мамлеева.

1. Двоемирие Юрия Мамлеева

В русской литературе Юрий Мамлеев известен как основатель метафизического реалистического направления - литературного постмодернистского течения, в котором разрабатывается другой подход к исследованию реальности и в ней человека.
В прозе Юрия Мамлеева бытовые описания связаны с непознаваемыми метафизическими. Создание сложной системы, получившей название «двоемирия», считается одной из важнейших основ художественного мира автора.
Пространство двоемирия тесно связано с философской концепцией и эстетической позицией самого Юрия Мамлеева.
У Мамлеева реальный мир всегда один – кладбищенское пространство, быт коммунального жилья, придорожных обочин и так далее. Но мир ирреалии Мамлеева имеет неповторимый характер и разнообразие. Что касается ирреального мира, то в модели двоемирия, представленной писателем, мы можем выделить три категории.

2. Функции сна в рассказах Юрия Мамлеева

Рассмотрим более подробно функции сна в рассказах Юрия Мамлеева в рамках его видения ирреальности, возникающей в сознании человека и преломляющаяся в сновидении.
Сон в ирреальном мире Ю. Мамлеева становится проводником в мир небытия, в мир мертвых. Так, герой рассказа «Утопи мою голову» во сне становится способным к общению с погибшей девочкой Таней, которая требует воплотить витающую мысль, которая не может вербально выразиться, во что-то реальное.
Так, герой рассказа «Хозяин своего горла» приходит к пониманию, что «его сознание предназначено и появилось на свет для того – и только для того – чтобы ощущать это горло и жить его внутренней, в некотором смысле необозримой жизнью». Сознание Петра Семеновича Комарова постепенно перемещается в ирреальный мир, сузившийся, сжавшийся до пределов горла: «в конце концов Комаров скрутился калачиком и задремал, погрузив свое «я» в горло. Порой ему казалось, что его горло распухает, приобретая дикие размеры, уходящие в загробные миры».
Постепенно герой уходит из реальной жизни в нереальную: «Надо жить только в горле», – решает он, и затем «он наловчился так погружать свое «я» в горло, что фактически вместо мира ощущал темное пятно». Он умирает, находясь в горле, которое становится для него «выходом, которого он ждал», выходом в иной мир. Утратив мир и себя как целое, человек сосредотачивается на физическом образе (тело, горло, живот), при этом они становятся больше Я, они вообще его вытесняют, деформируют, разрывают, уничтожают.
Созерцание или ощущение телесного в двоемирии Мамлеева – это стремление проникнуть в другой мир, передвинуть границы реальности. Через гротескную метафору (увеличенные или возвеличенные части тела, которые теряют материальный и реальный смысл), Мамлеев выходит на уровень трансцендентного, запредельного.
Сами названия ориентируют на подобное восприятие сверхъестественного: «Крутые встречи», «Случай в могиле», «Свадьба», «Валюта», «Простой человек».
Сновидческое начало проявляется практически в каждом рассказе, но в открывающем книгу цикле оно преобладает. Ужасное же - та основа, на которой строится все творчество Мамлеева. Ужасное как эстетическая категория взаимодействует со смешным, необычным, странным, страшным, сновидческим. Как писатель-постмодернист, Мамлеев показывает: бредовая реальность берет верх, стройная и понятная человеку картина мира рушится, ее место занимают хаос и деконструкция. Привычный мир становится набором обманок, иллюзий [8].

3. Особенности метода Ю. Мамлеева.

Особенность модели двоемирия определяется тем, что героя влечет воля к трансценденции. Это желание иногда возникает из-за того, что мир земли является тюрьмой, даже тем, что мир является центром ада. Но это влечение и воля трансцендентного означают, безусловно, что человек обладает духовной страстью превзойти себя, да и потом это страсти могут приводить к саморазрушению.
Дальнейшая судьба героя может развиваться в двух перспективах:
1) герой либо не возвращается к тому, что обычно принято называть жизнью, уходя навсегда в манящий его ирреальный мир («Яма», «Изнанка Гогена», «Хозяин своего горла» и др.);
2) либо возвращается к повседневному существованию, но возвращается другим: опыт сближения с трансцендентным накладывает на героя неизбежную печать («Утопи мою голову», «Последний знак Спинозы» и др.). В обоих случаях герой живет в двух мирах, а его пограничность раскрывается, прежде всего, в изменениях его сознания.