Фрагмент для ознакомления
2
Отметим, что концепцию Т. Куна критиковали еще на рубеже 60-70-х гг. прошлого века. Н.И. Родный писал, что «Кун принадлежит к интерналистам, т.е. считает, что наука представляет автономную и саморегулирующуюся систему, траектория которой полностью определяется имманентными закономерностями, внутренними импульсами... Всякий тесный контакт науки с внешним миром может привести ее к бесплодию, а отсюда. стимулирование науки, управление ею извне может принести ей только вред» . Так или иначе, «научная революция» в концепции истории науки Т. Куна - это событие, которое выводит науку за ее собственные границы. Находясь «внутри» этого события, ученые пытаются преодолеть осознаваемый ими кризис, обращаясь к широкому спектру вне-научных ресурсов. Но признать этот факт означало бы покинуть почву «интернализма», фактически сознаться в том, в чем Куна обвиняли его запальчивые оппоненты, - в иррационализме, релятивизме и прочих грехах, в те времена еще дружно осуждаемых большинством философов науки. Кун не сделал этого шага и не стал расширять сферу «внутренней истории» науки. В этом отношении его позиция не была столь уж противоположной позиции «рыцаря Ratio» Имре Лакатоса, как это декларировалось последним.
Что действительно сделал Кун, сконструировав свою схему «исторического» роста научных знаний? Он дал начало новому тренду отношений между историками и философами науки. Для этого ему пришлось создать впечатляющую иллюзию - образ «научной революции». Последний должен был убедить ученых в том, что никаких «научных революций» просто не существует. Речь идет о смысле, какой придавался этому термину теми, кто признавал за философией право судить о том, как должна развиваться наука, если она считается оплотом и образцом рациональности. Так возник «миф о Куне», в котором он предстал (и вошел в учебники) как революционер в истории и философии науки. Если принять его собственное представление о «научной революции» как о периоде разброда и шатаний, который «нормальная наука» стремится преодолеть во что бы то ни стало, пусть даже ценой обращения к внелогическим (психологическим и социологическим) факторам, то надо признать, что его опыт оказался вполне успешным. Смуту в спокойное море философии науки он внес, а это удавалось немногим. Этому способствовали и определенные характеристики текстов Куна, которые после «Структуры» немедленно становились бестселлерами: впечатляющая смесь известных, но особым образом препарированных исторических кейсов, поспешных, но чрезвычайно броских метафор и экстраполяций с разветвленными коннотациями, вызовов надоевшим философским конструкциям, часто противоречащим историческим исследованиям. Эпатирующим было сравнение Т. Куном истории науки с социальной историей, систематически переписываемой Министерством Правды из романа «1984» Дж. Оруэлла. Констелляция этих факторов привела к громкому успеху, который заглушил не менее интересные и провокативные идеи Л. Флека, Б. Гессена, М. Полани.
Кун в своей книге поставил значительно больше вопросов, чем смог решить. Но надо отдать ему должное. Он сумел их так сформулировать и развить, что они привлекли к себе пристальное внимание. Как ни одна другая работа, книга Куна возбудила интерес к проблеме объяснения механизма смены представлений в науке, то есть, по существу, к проблеме движения научного знания. Она важна не столько тем, какое решение предложено в ней, сколько тем, что она в значительной степени стимулировала и продолжает стимулировать исследования в этом направлении.