Фридрих Ницше о генезисе и значении греческой трагедии (по книге «Рождение трагедии из духа музыки»)

Введение

Период работы над книгой «Рождение трагедии из духа музыки» включает осень 1869 –ноябрь 1871 г. Основным толчком к написанию данной книги послужили два доклада, которые Ницше были прочитанные в Базельском музеуме 18 января (тема «Греческая музыкальная драма») и 1 февраля (тема «Сократ и трагедия») 1870 г., а также написанная летом указанного года статья «Дионисическое мировоззрение».
Текст рассматриваемой книги был преимущественно завершён в Базеле и Лугано в январе-феврале 1871 г. и сначала назывался «Греческая весёлость». Также предполагались и иные названия, а именно: «Опера и греческая трагедия», а также «Происхождение и стиль трагедии».
Данная рукопись была напечатана в январе 1872 г. При этом она была дополнена шестью последними разделами. Ее название теперь звучало как «Рождение трагедии из духа музыки». Далее, в 1886 г. Ницше готовит новое издание, которое предварил Опытом самокритики и этой книги дает новое название, которое звучит как «Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм» [1, c. 39].
Многие исследователи оценивают данную книгу в качестве одной из важнейших. Например, такой крупный исследователь Фридрих Георг Юнгер в своей книге под названием «Ницше» указывал, что «Рождение трагедии» – это одна из основных книг Ф. Ницше, которую можно в один ряд поставить с «Заратустрой», а также «Волей к власти».
Целью работы является выявление генезиса и значения греческой трагедии в понимании Фридриха Ницше.
В данной работе будут рассмотрены следующие вопросы: 1) Аполлон и Дионис в качестве ярких образов древнегреческой культуры в понимании Ф. Ницше; 2) особенности рождения трагедии по Ф. Ницше; 3) проблема возвращения трагедии.
 
1. Аполлон и Дионис как яркие образы древнегреческой культуры в понимании Ф. Ницше

Ницше считает важным для эстетической науки то, что не исключительно с помощью логического уразумения, но также и через интуицию было бы осознано, что поступательное движение искусства напрямую связано с двойственностью как аполлонического, так и дионисического начал. Именно с двумя древнегреческими божествами искусств, то есть Аполлоном и Дионисом, связано знание о противоположности в греческом музыкальном искусстве. Искусство Диониса и Аполлона через противоречие друг друга побуждают к новым и более мощным порождениям.
Аполлон, являясь богом всех сил, которые творят образами, одновременно являлся и богом, который вещал истину, предрекая грядущее. Он являет сбой чарующий образ, божество света. В образе Аполлона должно присутствовать самоограничение, полное чувство меры, свобода от диких порывов, а также мудрый покой бога творца образов. Его взгляд солнечный.
В свою очередь дионисическое начало подобно опьянению. Дионисические чувства сравниваются с влиянием наркотического напитка либо бы яростным пробуждением природы весной.
Под чарами Диониса смыкается не только союз человека с человеком: здесь враждебная, отчуждённая либо порабощённая природа празднует примирение с человеком.
На основе этих образов Ницше рассматривает особенности развития у грекам художественных инстинктов природы [2, c. 31].
В древнем мире от Рима до Вавилона существовали дионисические празднества. Практически повсеместно центр данных празднеств лежал в неограниченной половой разнузданности.
При этом величественная осанка была Аполлона увековечена дорическим искусством.
Ницше признает за дионисическими оргиями греков особое значение празднеств искупления мира, а также «дней духовного просветления». Природа у них практически впервые достигает своего художественного восторга, а также впервые разрушение принципа индивидуальности становится особым художественным феноменом. Музыка Аполлона являлась дорической архитектоникой в тонах, однако, в тонах, едва означенных. В свою очередь дионисический дифирамб человека побуждает к высшему подъёму всех его символических способностей; это что-то, что ещё никогда не было испытано.
У Ницше Дионис – это божество жизни и изначальной воли, той жизни, которая не ведает индивидуации и определенности. В свою очередь Аполлон все делает оформленным, ограниченным, из какого-то общего потока выделяет индивида. Все те состояния, которые можно условно обозначить в качестве дионисийских, – это некие экстатические состояния. При этом в контексте дионисийского праздника нельзя говорить об отдельных существах, о личностях, которые участвуют в данном празднике. Речь ведется именно о бесформенной единой массе опьяненных экстатических тел [2, c. 49].
Основная мысль книги «Рождение трагедии» – это противоположность дионисийского и аполлонического начал. О Древней Греции после Ницше говорить без данных терминов уже непросто. В отношении дионисийского начала следует указать, то оно весьма важно практически для всего генезиса философии Ницше. Ницше далее все будет воспринимать непосредственно через призму Диониса. Он оценивать будет явления и отдельные ценности именно по уровню их приближения к Дионису, по степени удаления от Диониса. Иными словами, это будет некая универсальная мера Фридриха Ницше, особая мера ценностей, а также мера явлений, от которой он не сможет уже избавиться. Дионис с Ницше будет всегда. Даже иные фигуры, а также маски, которыми будет пользоваться Ницше, в нескорой мере будут связываться с Дионисом. Например, если Ницше говорить будет о Христе, то у него Христос будет обладает отдельными дионисийскими признаками. Ницше будет вести речь о великих трагических героях, и в этом случае эти герои носить будут носить маску Диониса. В некоторой мере и сам Ницше будет являться Дионисом, он им быть захочет, и в своих письмах будет подписываться – «Дионис». И его сверхчеловек – это также человек дионисийский. То есть в рассматриваемой книге главными являются следующие два термина – это дионисийское и аполлоническое, некая противоположность Аполлона и Диониса.
Имя Аполлон переводится как «блестающий». Иными словами, сразу же происходит выделение световой метафорика. Аполлон освещает, высвечивает, он также определяет границы. Кроме этого, Аполлон является божеством меры, границы, формы. Все то, что оформлено, ограничено, обладает своей мерой. Именно по этой причине Аполлона принято связывать с появлением закона и государственности. Практически везде, где речь ведется о появлении закона, в ой или иной мере подразумевается Аполлон. Например, законы Ликурга – это практически чисто аполлоническое начинание. Подобное относится и порядка ведения войны. Именно Аполлон четким образом разделяет древнюю, хтоническую войну, движимой инстинктами кровной мести, а также войну по определенным правилам, войну неким образом упорядоченную и ограниченную. В любом случае основным является порядок. Аполлон собой связывает множество порядков: государственный порядок, правопорядок, порядок ведения войны, наконец, это музыкальный порядок. Аполлон также ответственен за музыку. Согласно одной легенде сатир Марсий, который был спутником Диониса, вызвал на состязание по игре на флейте Аполлона. Он, конечно, богу проиграл, однако проигрыша Аполлону оказалось недостаточно, и он Марсия наказал за его дерзость, то есть за дерзость вызов бросать самому богу, и затем его разорвал на части. Это вполне дионисийская кончина.
В сою очередь Дионис – это практически полная противоположность Аполлону. Дионис преодолевает практически любой порядок и практически всяческую форму. Дионис – это всегда хаотическое и неоформленное. Так, если упорядоченность являет собой линейное время, то Дионис время преодолевает. Существо, которое захвачено Дионисом, неизменно пребывает вне всякого времени. Уже нет никакого прошлого, нет также будущего, следовательно, и о настоящем не приходится вести речь. Дионис – это божество изначальной жизни, изначальной воли, которая не ведает определенности, а также не знает индивидуации. Согласно Ницше, принцип аполлонического являет собой принцип индивидуации, то есть principium individuationis. Аполлон у него делает индивидуальным, иными словами, оформленным, ограниченным, он индивида выделяет из отдельного общего потока. Однако иная сила, то есть сила Диониса ориентирована в обратную сторону, эта сила снимает индивидуальность, она ее преодолевает. В связи с этим вовсе неудивительно, что все те состояния, которые условно можно назвать дионисийскими, это именно экстатические состояния. Экстазис в этом случае – это выход из своих границ. Более часто оно проявляется в опьянении. Именно об этом повествует Ницше, связывая опьянение с дионисийским буйством. Однако опьянение в расширенном смысле, это совсем не обязательно алкогольное опьянение, но и оно тоже в его числе. Сексуальный акт, танец, мистерия (то есть мистериальное действо либо мистериальный праздник) – все это экстатические состояния, при которых имеет место нарушение принципа индивидуации. Например, в контексте дионисийского праздника уже нельзя вести речь об отдельных личностях, об отдельных существах, участвующих в данном празднике. Таким образом, это некая бесформенная единая масса опьяненных экстатических тел. Дионис символизирует вечный праздник, за Дионисом следует его свита, менады, пребывающие в бешенстве [3].
В отношении опьянении еще необходимо указать, что у Ницше в оригинале применяется слово rausch. Понимать это слово следует именно в расширительном смысле. Несмотря на то, что алкогольное опьянение способствует бегству от жизни, не способствует ее принятию, направлено на