Фрагмент для ознакомления
2
В настоящее время существенно возрос интерес к изучению творческого наследия видных российских историков, формирование концептуальных взглядов которых происходило в условиях господства марксистско-ленинской методологии. К числу таких исследователей относится Заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор исторических наук, профессор Григорий Алексеевич Герасименко.
Научное наследие выдающегося историка Г.А. Герасименко помогает увидеть общую картину революции существенно иначе по сравнению с тем, что предлагала в этом плане советская историография, не говоря уже о нынешней постсоветской.
Во введении к монографии «Народ и власть» исследователь подчеркивает: «Предлагаемая читателям книга является продолжением цикла работ, изданных в 90-х годах: «Земское самоуправление в России» (М., 1990); «Первый акт народовластия в России: общественные исполнительные комитеты (1917 г.)» (М., 1992).
Монография подготовлена на основе самых разнообразных документов и материалов, как опубликованных, так и выявленных в центральных и местных архивах. В книге использована также периодическая печать того времени, данные исследовательской литературы.
В монографии речь идет о том, как развивались отношения между народом и возникшей в России после падения самодержавия властью вплоть до ее свержения в октябре 1917 года. Для освещения этого процесса автор избрал свой ракурс.
Во-первых, – анализируется не просто политика Временного правительства, а процесс складывания структуры новой власти и отношения между различными правительственными и общественными органами, претендовавшими на власть.
Во-вторых, в центре внимания находятся не Советы, а как раз те общественно-политические органы, что ранее не исследовались историками.
Автор стремится ответить на вопрос: насколько демократично было Временное правительство, по какому пути вел его А.Ф. Керенский. Автор поддерживает мнение В.И. Старцева относительно того, что «режим Керенского все менее напоминал демократическую форму правления» и «все более походил на режим личной власти»« (с. 8). Этот вывод убедительно подтверждается всем дальнейшим изложением, построенным по проблемно-хронологическому принципу.
То, что Временное правительство смогло сосредоточить в своих руках значительную власть автор объясняет в числе прочего и тем, что оно получило в наследство от Временного комитета Государственной думы налаженный думский аппарат и сосредоточило усилия на подчинении себе центральных административных органов, куда были направлены его комиссары. Совет же не располагал такой разветвленной структурой и занялся в первую очередь созданием низовой системы управления .
Однако стоило бы рассмотреть и весьма существенный вопрос о легитимности новой власти, которого автор касается походя. Об этой проблеме упоминается в связи с характеристикой общественных исполнительных комитетов.
Однако активная деятельность всех этих органов народовластия по революционному переустройству общества чаще всего шла вразрез с намерениями правительства в области осуществления аграрной политики, т.е. натыкалась на то, что в современной либеральной исследовательской литературе и публицистике принято отождествлять с «демократией».
Уже 9 марта с ростом самовольных захватов земли, поджогов и других посягательств на права частных собственников Временное правительство постановило, что при подавлении крестьянских восстаний должно применяться оружие. В марте–мае войска посылались в двадцать уездов для охраны помещичьих имений от посягавших на их земли крестьян.
Причем это противостояние – «демократия против народовластия» – доходило до самых глубинных узлов сложившейся революционной политической системы. Г.А. Герасименко пишет об этом так: «Судя по материалам того времени, с первых же дней революции в деревнях установилась практика всесословных выборов. Ясно, что такой принцип избрания приводил к тому, что первоначально в комитетах оказывались представители всех слоев сельского населения.
Герасименко подчеркивает, что они не признавались Временным правительством как возникшие спонтанно и со случайным представительством от населения. Подчеркивалось, что им нельзя дать общего правового определения, т. е. фактически эти органы объявлялись не легитимными. Но здесь можно было бы указать, и на то, что проблема легитимности власти была одной из основных и при формировании самого Временного правительства. Лидеры главенствующих в совете партий эсеров и меньшевиков неоднократно мотивировали свой отказ взять власть опасениями, что их обвинят в узурпации.
В прежней литературе, о чем не лишне было бы упомянуть и в историографической части введения, акцент обычно делался на том, что «соглашатели» де добровольно отдали власть «буржуазному» Временному комитету Государственной думы, однако побудительные мотивы этого решения не находили отражения в литературе. Между тем, с точки зрения лидеров демократических партий, указанный комитет был единственным легитимным органом, члены которого были законно избраны посредством народного голосования.
Впоследствии эти лидеры признавали беспочвенность своих опасений и ошибочность своего отказа от взятия власти, но вначале именно стремление обеспечить легитимность, а затем и коалицию с буржуазными партиями побудило их занять такую позицию. Не все политики из числа социалистов были уверены в приоритете и устойчивости власти Временного правительства. Н.С. Чхеидзе, например, считал свой пост председателя Петроградского Совета более важным, чем пост министра в правительстве князя Г.Е. Львова. Вопрос о легитимности власти заслуживает специального и более глубокого рассмотрения .
Герасименко пишет о деятельности и положении общественных исполнительных комитетов, их связь с земствами и отношение к правительственным органам. Четко обозначена главная линия правительства – игнорирование этих организаций. Рассматривает он и расстановку сил в Советах в марте 1917 года. По мнению автора, происходило углубление трещины, расколовшей демократию; при этом преобладающее влияние получили, по словам Герасименко, «умеренные демократы».
Однако возникает сомнение, насколько правомерно разделение автором политических сил на три блока: первый – энесы, эсеры, трудовики; второй – меньшевики; третий – большевики, меньшевики-интернационалисты, левые эсеры.
Представляется, вряд ли можно говорить о меньшевиках как об отдельном блоке, что же касается левых эсеров, то они еще не были самостоятельной партией, позиция их была неустойчивой, а блок с большевиками сложился позже. Вместе с тем вполне обоснованно подчеркивается, что даже в условиях эйфории от одержанной народом победы жила – и не только в буржуазно-помещичьих кругах – идея единоначальной военной диктатуры.