Особенности отображения славянской истории и мифологии в жанре славянского фэнтези (на примере произведений Ю. Никитина, Е. Дворецкой, О. Григорьевой и др.

неоязычества (А. Асов, В. Демин, А. Абрашкин, Ю. и В. Гнатюк и др.): «…истоки русского самосознания следует искать в дохристианской истории наших предков» [8, 101].
Популярные сегодня теории происхождения славян имеют целью утвердить определяющую роль славянских народов в европейской и мировой истории (А. Абрашкин рассматривает славян в качестве наследников арийской культуры, настаивает на особой мессианской роли русского народа). В славянских фэнтези герои-славяне охотно берут на себя подобную миссию.
В текстах славянских фэнтези «другими» оказываются исторически существовавшие народы – хазары, варяги, иудеи, викинги, венгры, печенеги, Болгарское царство и даже Восточная Римская империя – и, намного реже, – народы вымышленные. Формирование положительного образа славян нередко совершается через наделение его образа превосходными качествами.
Очевидно, автор фэнтези рассчитывает на то, что именно образ «славянина-победителя», «славянина-богатыря и завоевателя», покоряющего другие народы, несущего им цивилизацию и знания, и будет по достоинству принят массовым читателем, нуждающемся в высокой национальной самооценке. Ведь в постсоветские годы реформируется самосознание гражданина советской империи.
По мере развития славянских фэнтези доля славянских реалий в них возрастает, то есть развитие славянских фэнтези движется по пути от «фэнтези» – к «славянскому» и русскому. Ю. Никитин, в первых романах серии «Трое из леса» только обозначает славянское происхождение своих героев (Мрак, Олег и Таргитай), а героя его романа 2007 года зовут князь Рус, это имя вынесено в заглавие романа. В связи с этим типичный для фэнтези вообще сюжет путешествия в славянских фэнтези характерным образом трансформируется: путешествие становится способом обретения героем подлинной истории своего народа.
Так, герой романа М. Семеновой «Там, где лес не растет» (2007) Коренга завершает свое путешествие в стране виллов – северной стране ветров и горных лабиринтов – которая, по всем текстовым приметам, напоминает легендарную Гиперборею.
Возвеличивание народа через «удревнение» и героизацию его прошлого – вполне в духе популярной тенденции поиска национальной идентичности через борьбу за «великих предков» – о распространенности этой тенденции пишут современные социологи [14, 143].
Таким образом, тексты славянских фэнтези являются воплощением мечты о сильном народе, едином государстве, особой миссии русских. При этом авторские мифы славянских фэнтези, являясь отчасти продуктом политической, квазинаучной идеологии и неомифологии, сами питают этот контекст и становятся его частью.
В современном русском фантастиковедении до сих пор остается открытым вопрос о типологических признаках и специфике славянского фэнтези – относительно «новой» для отечественной фантастики ее разновидности.
В критической литературе, посвященной этому явлению, как важные признаки жанра называются национальный колорит и особый вид сюжета – описание пути героя («квест»).
Обобщая предлагаемые критиками определения, можно полагать, что квест в фэнтези характеризуется тремя составляющими: во-первых, путь героя изображается как перемещение в пространстве, во-вторых, задается целью, в-третьих, предполагается внутреннее, качественное изменение героя в процессе пути.
 
2. Представители жанра славянского фэнтези и специфика их творчества
Образы восточнославянского язычества стали проникать в русскую литературу достаточно давно, чему способствовали эстетические идеи эпохи романтизма (вспомним успех опубликованной в 1813 г. баллады В. А. Жуковского «Светлана», где мистические устремления европейской литературы сопрягаются со славянскими этническими мотивами).
Несомненно, катализаторами этого процесса стали публикация различных памятников древнерусской письменности (в частности, обнаруженного в конце XVIII в. «Слова о полку Игореве») и появление научных трудов, посвящённых русской истории и славянской мифологии, в частности, работ А. Н. Афанасьева.
В годы становления советской власти произведения с религиозной (хотя бы и языческой) подоплёкой становятся неактуальными и неуместными, но в эмигрантской литературе ещё живы дореволюционные интенции – в стихотворении 1928 г. «За то, что я в христовой вере...» К. Д. Бальмонт вновь упоминает Перуна, а также своё собственное, личностное язычество. В 1930 г. в Берлине выходит «демонологический» роман А. А. Кондратьева «На берегах Ярыни», а в 1936 г. в Ровно издаётся его же поэтический сборник «Славянские боги».
Ещё одним поводом для отражения языческой тематики в советской литературе стало приближение знаменательной даты – тысячелетней годовщины со времён крещения Руси. Дополнительным импульсом для некоторых писателей стал выход монографий академика Б. А. Рыбакова «Язычество древних славян» (1981 г.) и «Язычество древней Руси» (1987 г.), откуда можно было почерпнуть материал для книг.
В жанре славянского фэнтези работает (либо так или иначе обращается к нему в своём творчестве) целая плеяда писателей: М. В. Семёнова, Ю. А. Никитин, Е. А. Дворецкая, Ник Перумов, А. О. Белянин и многие другие. Безусловно, не все авторы, работающие в этом жанре, насыщают свои