Фрагмент для ознакомления
2
Введение
В совершении Божественной литургии, как и в иконопочитании, византийская Церковь выразила свою душу. Однако литургия — это нечто большее, чем только совокупность обрядов и молитвословий, освященных почтенной традицией. Для Византии — наверное, в большей степени, чем для какой-либо другой страны, — литургия есть, прежде всего, жизнь.
Совершение Божественной литургии действительно определяло религиозный облик христианских народов, следующих византийскому обряду, и оно запечатлело в них особую черту, которая отличает эти христианские сообщества от всех других. Эта подчеркнуто литургическая духовность породила обильную литературу, памятники которой можно объединить общим заглавием «толкований на Божественную литургию». Упомянутый жанр остается малоизученным и малоизвестным.
Более глубоко вести изучение этого жанра толкований можно сквозь призму свидетелей той эпохи, людей, кто на почти научном уровне вел свои изыскания, выдавая собственную интерпретацию написанного.
Исходя из этого, цель работы – провести исследования свидетельств той эпохи – трудов византийских комментаторов Божественной литургии.
Для достижения поставленной цели, следует решить следующие задачи:
- рассмотреть понимание Священного писания и Евхаристии у Климента Александрийского;
- проанализировать взгляды преподобного Максима Исповедника;
- выделить особенности «Толкования Божественной литургии» Николаем Кавасилой.
Объект работы – Божественная литургия, предмет работы – взгляды византийских комментаторов на Божественную литургию.
Работа состоит из введения, трех пунктов, заключения и списка использованной литературы.
1.Климент Александрийский и его понимание Священного писания
Подобно своим предшественникам, Климент Александрийский оставил не более чем эскиз объяснения литургических священнодействий. Однако он объединил элементы традиции в достаточно связную систему и разработал такой подход к Евхаристии, которой предопределил будущие направления развития евхаристического богословия. В итоге, согласно Клименту, Священное Писание и Евхаристия представляют собой аналогичные структуры и являются объектами схожего толкования. Помимо своего первого значения, которое открывается при правильном понимании текста, Священное Писание обладает и вторым, или духовным, значением, которое Климент называет «мистическим» или «символическим».
Объясняется первое и второе следующим образом. Терновый венец на голове Господа «пророчески указывал на тех, кто некогда был бесплоден, (а теперь), будучи в Церкви, облечен в Него (Христа). Главу той». Но этот евангельский отрывок может также иметь «другое, мистическое (толкование) (και άλλο μυστικόν)»: некогда Господь явился Моисею в купине, а во время Своих Страстей Он «снова таинственно венчается тернием»; итак, Его пришествие во плоти напоминает Его прежнее схождение в неопалимой купине.
В другом месте Климент называет мистическое значение Священного Писания «символическим» (τό συμβολικόν των γραφών). Небесный Иерусалим, о котором идет речь в Апокалипсисе, «символически» обозначает духовный град святых. Выражения «мистическое значение» и «символическое значение» Священного Писания в некоторой степени являются равнозначными. Однако слово «мистический» более точно обозначает само духовное значение, в то время как слово «символический» передает это выражение описательно. Тайна Священного Писания проявляется в форме символа. То же относится и к Евхаристической тайне. Помимо своей наличной действительности Евхаристия, как и Священное Писание, обладает «мистическим» и «символическим» смыслами.
Достаточно двух примеров, чтобы подтвердить этот вывод. Евхаристический подтекст — как минимум, косвенный — следующих двух текстов представляется несомненным Логос также называет Себя и «хлебом небес»... Здесь к «хлебу» присовокупляется и мистическое значение (ένταΰθα τό μυστικόν τού άρτου παρασημειωτέον), ибо Он говорит о нем как о плоти — несомненно, воскресшей. Итак, в конечном счете, именно Логос является «мистическим смыслом» Хлеба жизни. Также у Евхаристии есть и «символический смысл»: Логос всегда один и тот же, то жидкий и нежный как молоко, то твердый и плотный как [твердая] пища... А в другом месте Господь являет эту пищу... посредством символов (έξήνεγκεν ô ià συμβόλων), сказав: «Едите Мою Плоть и пейте Мою Кровь» — очевидно, говоря аллегорически (άλληγορων) о пище и питии веры и обетования.
Таким образом, Климент использует одни и те же выражения, когда говорит о скрытом смысле Священного Писания и глубинном значении Евхаристии. Можно сделать вывод, что для Климента Писание и Евхаристия сходны — они не открывают полноту своего значения непосредственно, но заключают реальность под покровом символа. Обычное понимание и духовное толкование Священного Писания и Евхаристии Параллелизм в подходе к Священному Писанию и Евхаристии подтверждается и с точки зрения той темы, к которой они обращены. Глубинное значение Священного Писания доступно не всем, потому что не все могут его понять.
По многим причинам Писания скрывают свое значение (νουν): главным образом, для того, чтобы мы всегда были ревностны и неусыпны в исследовании спасительных слов; но также и для того, чтобы никто не думал, будто они могут быть понятны всем — чтобы не могли причинить себе вред неправильно толкующие спасительно сказанное Святым Духом. Поэтому-то сокрыты в притчах святые тайны пророчеств, предназначенные для людей избранных — тех, кто от веры был допущен к гнозису. Евхаристия также может быть понята с большей или меньшей глубиной.
Как и Священное Писание, она поддается пониманию простотой веры и гностическому пониманию: Логос... сказал: «Едите Мою Плоть и пейте Мою Кровь». Такую домашнюю пищу подает нам Господь: протягивает Тело и наливает Кровь... Однако ты не хочешь принимать это объяснение, равно как и более простое (κοίνότερον)? Выслушай и такое: «плоть» для нас изображает (άλληγορεΐ) Святого Духа, ибо Им создана плоть. «Кровь» указывает (αίνίττεται) нам на Логос, ибо Логос, будто кровь, обильно растекается по жизни. Смешение же обоих, (плоти и крови,) — Господь, пища младенцев, Господь Дух и Логос.
Этот «евхаристический» текст Климента ставит больше вопросов, чем разрешает. Но, по крайней мере, здесь удивительно сходство словоупотребления с текстами, относящимися к объяснению Священного Писания. И там, и здесь присутствуют такие слова, как μυστικός, συμβολικός, αίνίττομαι, άλληγορέω, νοέω. Эта общность словоупотребления со всей очевидностью указывает на основополагающую взаимосвязь. Евхаристия, как и Священное Писание, доступна духовному пониманию, которое с обеих сторон соизмеримо с гнозисом.
