Контекстуализм поэзии Вс. Некрасова.

Введение

Концептуалистическая (концептуалистическая) поэзия, созданная авторами конца XX — начала XXI веков, представляет собой сложный и противоречивый пласт русской литературы. Эстетическое своеобразие этого направления, его место в литературном процессе и художественные открытия концептуалистов были предметом острых споров среди критиков, писателей и литературоведов.

1.Всеволод Некрасов. Московский концептуализм.

Пригов не только использовал идеологические и фразеологические клише, фрагменты советских идеологов, имена, титулы и цитаты, аккумулировавшие культурный и символический капитал; все без исключения концептуалисты работали с элементами массового сознания, подверженными деконструкции.
Особенно Некрасов с репутацией поэта-концептуалиста, «наделенного величайшим опытом» и даже «отца-основателя концептуалистической литературы» (Янечек 1993: 197). Многие приемы, которые впоследствии будут интерпретированы как концептуальные, впервые появились уже в конце 1960-х годов в работах Некрасова.
Однако не случайно вместо термина «концептуализм» Некрасов для обозначения своей практики предпочитает использовать термин «контекстуализм», и эта подмена обусловлена не только стремлением дистанцироваться от «концептуализма», его представителей и теоретиков. . .
Творческая парадигма Некрасова действительно отличается от стратегий Пригова, Рубинштейна, Сорокина отдельной составляющей, которую классически можно назвать авангардной, поскольку Некрасов развивает «свою специфическую версию концептуализма, в которой отчуждение языка не является тотальным, а только чужеродное и враждебное явление прикрывается словом «вымогательство» (Eisenberg 1998a: 154).
Любой текст Некрасова построен по принципу цикла рифм: цепочки окончаний живут по закону эха: звук-эхо, призыв-отклик. Или, точнее: текст-контекст. Текст генерируется цитатой («Парус одинокий бел») или ключевым словом – сокращенной кавычкой («Петербург Санкт-Петербург»); цитата порождает контекст – следующую цитату («сидим у моря и ждем погоды») или новое слово («Петроград Петроград»). Цитата (или резонансное слово) совершает цикл колебаний вокруг определенной контекстуальной области: рождается виток ответов, соответствующих вполне предсказуемой реакции подсознания на намеренную провокацию.
Конструкции разных текстов, несомненно, имеют свои особенности, но принцип эха, образующий поэтический мотив, неизменно проникает из текста в текст, связывая слова-цитаты. «Некрасов произносит слова и прислушивается к эху, по нему определяя, насколько достоверно произнесенное слово.
Это ставит слова в такое положение, когда они могут говорить сами за себя. Им ничего не навязывают, или, по крайней мере, мы стараемся им не навязываться. Но организация ситуации — это уже не конкретная практика, а чисто концептуальная практика» (Eisenberg 1998b: 177). Каждый текст провоцирует массовое бессознательное, раскрывая взаимодействие означаемого и означающего в реидеологизированном мировоззрении.
Казалось бы, здесь, как и у других концептуалистов, происходит «создание своего рода редукционистской отмычки для культурных, идеологических и религиозных парадигм: если бы мы открыли сундук (а иначе он не мог), то оказалось бы быть пустым» (Деготь 1996: 246). Однако сам «гроб» (или слой массового подсознания, приглашенный к диалогу) оказывается иным; Некрасов, как и Пригов, использует процедуру деконструкции, но сфера ее применения оказывается значительно более ограниченной. Эту область целиком охватывает сам текст и предложенная система контекстов.
Здесь можно вспомнить одну из фундаментальных интуиций Жака Деррида: «Текст не помнит своего начала». Это утверждение о связи текста и контекста является синонимом соответствующих высказываний Барта, Бахтина, Лотмана или Поля де Мана: «Каждый текст имеет своего двойника — независимо от того, существует он как текст или нет. » С точки зрения современной социокритики, начало текста никогда не является его первым предложением: текст, как считает Клод Дюше, никогда не начинается, потому что он уже начался раньше каждого раза.
2.Теория и практика концептуализма у Всеволода Некрасова

Концептуализм в своей интернациональной форме — это искусство как идея. Американец Грегори Батткок даже называет свой сборник, посвященный этому движению: Idea Art (1973). Произведение концептуального искусства существует не столько как конкретная вещь, сколько как идея в сознании художника и зрителя.
Материальная сторона произведения может быть случайной, условной, незначительной, нереализованной или даже совершенно неосуществимой. В таких случаях текст с проектом, схемой, инструкцией или пояснением чаще всего играет важную роль в восприятии данного произведения.
Иногда произведение визуального концептуального искусства существует только как текст или иной языковой артефакт, «документальное искусство» (Розенберг). Американский концептуалист Лоренц Винер сказал: «Без языка нет искусства. » Ричард Костеланец говорит, что концептуализм «передаёт художественный опыт через описательные высказывания в прозе». Таким образом, граница между изобразительным искусством (живописью и скульптурой) и художественной литературой заметно стирается.[2]
Впервые в советском контексте термин «концептуализм» появляется в статье Бориса Гройса «Московский романтический концептуализм», впервые появившейся в самиздатовском журнале «37», затем опубликованной в первом номере парижского журнала « А-Я». Гройс определяет концептуализм как «любую попытку отойти от создания предметов искусства как материальных объектов, предназначенных для созерцания и эстетической оценки, и перейти к выявлению и реализации форм, условий, диктующих восприятие произведений искусства зрителем, процедуры их порождения художником, их отношения к элементам среды, их временного статуса и т. д.
Таким образом, стирается граница между искусством и неискусством. По мнению Гройса, московский концептуализм как выражение единства коллективной души и мистического опыта отличается от западного концептуализма своим лиризмом, «романтической» эмоциональной жизнью, противопоставлением «официальной сухости».
В качестве примера он приводит лишь Ивана Чуйкова и Франсиско Инфанте среди художников и Льва Рубинштейна среди поэтов и попутно упоминает о деятельности группы «Коллективные действия» (Никита Алексеев, Андрей Монастырский и др.). Его анализ произведений Рубинштейна (как и других) характеризуется определенной духовной тенденцией и его аргументация, к сожалению, больше ориентирована на спорное определение «романтизма», чем на концептуализм как таковой. Имена Дма и сегодня входят в список московских поэтов-концептуалистов. Пригов и Всеволод Некрасов. Все трое сходятся во мнении, что это основная группа с Владимиром Сорокиным в прозе.
Но каково место концептуализма в современной русской поэзии и в литературе вообще? Язык в определенной степени уже вполне концептуальный. Как же тогда мы можем отличить концептуальную поэзию от неконцептуальной поэзии? Здесь много тонкого, неопределенного и противоречивого. [3]
Михаил Эпштейн в нескольких статьях делит поэтические движения 1970-х годов на два направления: метареализм и концептуализм, явно отдавая предпочтение первому и мало придавая значения второму. Тем не менее он делает ряд интересных наблюдений по поводу концептуализма, например, что «различные жизненные позиции, высказывания о жизни как таковой рассматриваются здесь как готовые объекты, которые автор помещает в свой музей языковых моделей» и что «скелет структуры нашего повседневного языка демонстрируются с его почти алгоритмической предсказуемостью. » Он признает, что «концептуализм, конечно, отражает реалии той среды, в которой он родился и пропагандировался», но добавляет: «Точнее, его мнимые и пустые «идеалы». В своей первой статье на эту тему он отмечал, что у Некрасова и других «образный эффект достигается за счет искусственного и категорически иронического внедрения культурных знаков, конвенциональных кодов, которые тяготят современное сознание», но он теряет тогда представление об этих очень важных элементах. . моменты иронии и пародии, которые тем не менее отличают советский концептуализм от англо-американской версии.

Заключение

Важным вкладом Всеволода Некрасова в развитие русского литературного концептуализма является идея о том, что заранее сформированный, готовый язык (клише, модельные предложения) подразумевает контекст, в котором такие предложения обычно употребляются.