Г. Распутин и политическая оппозиция

Введение
Во многих отношениях Россия могла быть названа империей ещё в эпоху московского царства. Его великие князья и цари порой удостаивались в дипломатической переписке с европейскими государями титула «императора» или «кайзера». Они сами, начиная с Ивана III и Василия III, стремились к имперской саморепрезентации, прежде всего во внешних сношениях. Тем не менее официально Московия стала Империей только 22 октября (2 ноября) 1721 г.
В петровскую эпоху за страной закрепилось и официальное название «Россия» («Российская империя»).
Превращение «царства» в «империю» не было просто формальным переименованием. Одним из самых важных институциональных отличий московского царства от петербургской империи явилось то, что в недрах второй с самого начала зародились, а к концу XVIII в. Окончательно утвердились три группы внутрисистемных противоречий. Пользуясь конфликтологической теорией Л. Козера , их можно обозначить как «незамещённые конфликты». В конечном счёте они были нацелены не на сохранение социальной группы, пусть даже ценой бурных внутренних столкновений, а на разрушение самой группы и самодержавномонархической системы в целом. Это были конфликты:
− конституционный: между образованным классом и самодержавием, репрезентируемым и возглавляемым императорами (они же, особенно начиная с эпохи «просвещённого абсолютизма», зачастую становились его инициаторами);
− социальный: между «верхами» и «низами» (последние рассматривали как врагов, «бар» не только консервативных, но даже оппозиционно и революционно настроенных по отношению самодержавию представителей «верхов»);
− национальный: между империей и «инородцами». Последние были враждебны самой империи, жёстко ограничивавшей их эмансипационные культурно-политические устремления, а также той части русского общества, которая воспринимала их в контексте тезиса об «инородческом засилье».
Наиболее взрывоопасным был конституционный конфликт, вызванный постепенным снятием табу на публичную критику самодержца. Его инициировали и ускорили культурная европеизация Петровской эпохи; эпоха «просвещённого абсолютизма»; «великие реформы» Александра II и революция 1905−1907 гг., включая Манифест 17 октября и либерально-конституционные преобразования тех лет.
Последние окончательно институализировали публичную критику самодержавия, тем самым поставив под угрозу не только институт монархической власти, но империю как целостную систему, для которой легитимная власть монарха являлась фундаментом и становым хребтом.
В этой связи показательно совещание представителей Государственной Думы на квартире князя П.П. Путятина 3 марта 1917 г. с великим князем Михаилом Александровичем, в пользу которого накануне Николай II отрёкся от престола. Наиболее активно за то, чтобы Михаил не отрекался от трона, там высказался кадетский лидер П.Н. Милюков. В его речи отчетливо высветилась неразрывная связь между нахождением во главе страны легитимного монарха и сохранением империи.
Целью данной работы является рассмотрение Г. Распутина и политической оппозиции.



1 Кризис российской империи при Николае II
Кризис российской империи как целостной системы оказывался производной от кризиса легитимности монархической власти как института и от личности монарха.
Процесс нарастания дефицита самодержавной легитимности развивался со вступления Николая II на престол, но в 1905 г. произошёл качественный скачок. После того, как царь подписал Манифест 17 октября, он превратился в глазах общественности в «ненастоящего» самодержца. То есть в монарха, не способного «самого себя держать» и вынужденного опираться на вынужденный консенсус с оппозиционной общественностью и Государственной Думой, олицетворявшей собой принципиально иной тип легитимности – выборной (самим фактом своего существования ставившей под сомнение легитимность императорской власти).
Формально государь продолжал именоваться «самодержавным» и по факту мог проводить в жизнь важные решения, противоречившие Основным государственным законам и нарушавшие полномочия созданных представительных учреждений (в частности, 3 июня 1907 г. он самовластно утвердил новое избирательное законодательство). Однако реальная самодержавная легитимность Николая II была существенным образом поколеблена.
Фактически после Манифеста 17 октября в России не осталось политических течений, не только на словах, но и на деле признававших Николая II полноценным самодержцем, способным править самовластно, без опоры на те или иные общественно-политические структуры и институции. С этого момента, по сути, все политические силы превратились в группировки лоббистов, стремившихся наполнить «самодержавную пустоту», в которую по факту превратился император, тем или иным содержанием.
Крайне правые (черносотенцы) ставили целью непосредственно воздействовать на Николая II, чтобы заставить его решиться на реставрацию самодержавного полновластия. Правоцентристы сделали ставку на авторитет премьер-министра П.А. Столыпина и его способность убеждать Николая II в необходимости политики умереннолиберальных реформ, казавшейся им единственно спасительной для империи. Либеральные радикалы, – не признававшие «третьеиюньское» законодательство, – опираясь на фактически бесцензурную думскую кафедру и обширную сеть периодических изданий, перманентно критиковали правительство, рассчитывая вызвать в обществе протестную активность и вынудить царя октроировать полноценную конституцию и «расширить» избирательный закон. Сходные – значительно более радикальные − расчёты имелись и у социалистов, но в эпоху «думской монархии» их влияние на общественно-политическую жизнь не было столь значительным, как в революционный период.