Фрагмент для ознакомления
2
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность обращения к теме детства обусловлена той ролью, которую играет данный период в жизни человека: у ребенка закладываются представления о мире, взаимоотношениях с другими людьми, формируются представления об активной деятельности. Тема детства нашла отражение и в литературе, о чем свидетельствует произведения Н.М. Карамзина, Д.И. Фонвизина, М.Ю. Лермонтова, Ф.М. Достоевского, С.Т. Аксакова, Н.Г. Гарина-Михайловского, JI.Н. Толстого, А.П. Чехова, А.И. Куприна, И.С. Шмелева, И.А. Бунина, Б.К. Зайцева, С.И. Есенина, Н.С. Гумилева, М.И. Цветаевой и др. В их ряду находится и Л. Пантелеев, русский советский писатель. Это псевдоним, в котором буква «Л» не расшифровывается. Встречаются расшифровки «Леонид Пантелеев» и «Леонид Иванович Пантелеев». Настоящее имя – Алексей Иванович Еремеев (1908 – 1987).
Признанные мастера художественного слова (например, С.Я. Маршак, М. Горький, К.И. Чуковский и др.) называли творчество писателя редким, удивительным, уникальным по проникновению в тайны души ребенка явлением. В рассказах и повестях он говорит читателю о чувствах и переживаниях юных героев, размышляет об ассоциациях, возникших в тот или иной отрезок времени, поясняет, почему они так важны. Обращение Л. Пантелеева к теме детства объясняется особенностью его мировосприятия: по свидетельству современников писатель сохранил неразрывные связи с детством. Он легко загорался идеями, был обуреваем жаждой творческих эксперимента, увлекался всем новым и неизведанным.
Изучению идейно-художественного своеобразия его произведений о детстве посвящен целый ряд исследований Е.П. Антуфьевой, О.С. Батовой, Б.А. Бегак, А. Ивича, Н. Новицкого, Е.О. Путиловой, Б.М. Сарнова, Ф.И. Сетина, С.И. Сивоконь и др. Рассматривая повести и рассказы Л. Пантелеева в контексте советской прозы для детей, авторы публикаций отмечали принципиальное новаторство в создании характеров, жанровых форм, организации произведения, особой сказовой формы повествования. Вот почему произведения писателя входят в золотой фонд литературы, написанной о детях и адресованной детям.
Объект исследования – содержание рассказов Л. Пантелеева в чтении детей.
Предмет исследования – проблематика и поэтика рассказов Л. Пантелеева, предназначенных для чтения детей.
Цель исследования – выявить особенность проблематики и поэтики произведений Л. Пантелеева, предназначенных для чтения детей.
Задачи исследования:
1) осмыслить образ детства как предмет художественного отображения в литературе;
2) раскрыть экзистенциальные истоки обращения Л. Пантелеева к теме детства;
3) проанализировать рассказы Л. Пантелеева, предназначенные для чтения детей.
Методы исследования: общенаучные методы анализа, синтеза, индукции, дедукции; сравнительно-исторический, культурно-исторический, биографический методы.
Методологическую базу исследования составили работы Н.А. Дворяшиной, Л.В. Долженко, С.М. Лойтер, И.Г. Минераловой, Т.В. Пустошкиной, Л.Н. Савиной, Н.Г. Урванцевой и др., посвященные осмыслению феноменологии детства и реализации интегративного подхода к изображению ребенка в отечественной литературе.
Источники исследования: рассказы Л. Пантелеева, созданные в 20-е – 50-е годы: «Честное слово», «Раскидай», «Свинка», «Портрет», «Индиан Чубатый», «Буква "ты"».
Структура. Настоящее исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы.
ГЛАВА I. ТВОРЧЕСТВО Л. ПАНТЕЛЕЕВА В КОНТЕКСТЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ О ДЕТЯХ И ДЛЯ ДЕТЕЙ
1.1 Образ детства как предмет художественного отображения в литературе
Будучи одним из видов искусства, литература стремится осмыслить явления действительности доступными средствами. В слове фиксируются образно-смысловые представления о повседневной обыденности, о феноменах эфемерных, едва осознаваемых, но интуитивно угадываемых благодаря звукам, цветам, запахам, иным ощущениям. Многие из них приходят из детства, когда маленький человек способен воспринимать мир только с помощью чувств. Даже по прошествии десятков лет в памяти невольно всплывают образы из прошлого. Вот почему так часто «взрослые стремятся отыскать в себе корень детства» [8, с. 206]. Становится очевидным, что образ детства определяет одно из самых интересных и притягательных направлений для литераторов, которые пытаются обрести новый взгляд на хорошо известные вещи и события. Об этом, в частности, размышляет автор кандидатской диссертации Н.С. Выговская, посвятившая свой научный труд искомому вопросу: «Детство – это культурно-исторический феномен, который можно понять лишь с учетом системы представлений и образов», характерных для восприятия ребенка на определенной стадии развития [3, с. 27].
Так, люди, которые помнят какие-то факты из собственной жизни до трехлетнего возраста, обычно рассказывают о сильном раздражителе, допустим, пряном запахе, ярком цвете. Большинство же свое осознанное существование помнит в возрасте до семи лет. К основным видам чувств, обусловленным биологической природой, добавляются социальные, предположим, страх, стыд, гнев, жалость, сострадание, восторг. Воспоминания, сохранившиеся после семилетнего возраста, фиксируют причинно-следственные связи. Так, многие помнят, что за хорошую учебу или поведение родители награждали их каким-нибудь подарком. Как видно, на каждой стадии детского развития в памяти отложились разные образы: «В философии под феноменом детства понимается явление, данное в чувственном созерцании, для познания которого служит образ. В художественной литературе через образ детства познается вся ценность и высший смысл этого этапа жизни. Закрепившись на уровне авторского бессознательного, образ детства проявлялся в художественных текстах в роли архетипа на протяжении многих веков у всех народов» [3, с. 27].
Исследователь Н.Е. Рябцева, в чьей публикации охарактеризован топос детства в русской литературе, считает, что каждому историческому времени свойственны свои образы, мотивы, мысли, служащие для описания данного жизненного этапа. По сути это «общие и типичные образы, создаваемые в литературе целой эпохи, нации, а не в творчестве отдельного автора» [15, с. 55]. Часто, особенно в литературе XIX века, детский возраст ассоциируется с чем-то более совершенным, нежели есть на самом деле. Создается идиллический хронотоп, традиционно соотнесенный с архетипическими образами и мотивами, такими, как образ счастливого места, образы матери, отца, комплекс солярных мотивов, мотив изобилия, мотив потерянного рая. Архетипические образы и мотивы детской темы нередко выступают в качестве литературных «сигналов» узнавания традиционной для читателя темы.
Анализируя произведения отечественных классиков конца XIX – начала XX века, Н.Е. Рябцева сделала вывод о том, что идиллическое пространство детства является замкнутым, непроницаемым, обособленным от городского, в определенном смысле противопоставленное ему. Например, «город с его суетой, шумом, запахом пыли отчужден от сказочного и неторопливого мира дачной глуши, в котором каждый шаг в любую сторону света таит в себе неисчерпаемое богатство красок, звуков, ощущений и впечатлений» [15, с. 57]. Жанровый канон автобиографических повестей о детстве Л.Н. Толстого, С.Т. Аксакова, Н.М. Гарина-Михайловского, А.М. Горького, И.А. Бунина, А.Н. Толстого, А.П. Гайдара, К.И. Чуковского, С.Я. Маршака, В.П. Катаева, В.Г. Распутина, В.П. Астафьева и др. определяет пространственная антитеза город – усадьба (либо город – деревня, дача). В то же время «топос детства не локализован в замкнутом идеальном континууме, не отделен от хаоса повседневности, - напротив, он включен в историко-культурную и социальную реальность» [15, с. 60].
На материалах анализа произведений русской литературы XX века исследователь М.В. Топчиева пришла к выводу у том, что образ детства претерпел изменения по сравнению с предшествующим столетием. У классиков «ребенок изображался чистым, божественным существом (например, апология ребенка у Достоевского)» [17, с. 28]. У советских писателей, в творчестве которых отражены сложные исторические события развития страны, впоследствии получившие неоднозначную оценку, пространство бытия перестает быть безопасным: «ребенок совершает опыт (порой болезненный и трагический) познания «страшного мира» взрослых, система ценностных ориентиров ребенка сталкивается с абсурдной реальностью, исключающей порой традиционные формы бытия» [17, с. 28]. На передний план выступает описание эволюции души маленького человека: «Интерес писателей к детству обусловлен стремлением к познанию сущности человека, к пониманию тайн выхода из «кризисного времени» и роста. Внимание сосредоточено на тех ключевых моментах жизни героя, в которые самосознание и самопознание героя наиболее актуализируется» [17, с. 28].
С выводами согласна исследователь Л.П. Якимова, в чьей статье осмыслен образ ребенка в отечественной литературе 20-х – 30-х годов. Автор публикации пишет о том, что во многих произведениях, посвященных новому этапу развития страны, стала использоваться одна и та же метафора – революция. Рождения нового государства «ассоциировалась и со всеми другими фазами роста-взросления живого организма» [18, с. 6]. Утро новой жизни и рассвет вновь созданных социальных отношений оказались синонимичным стадии детства: «готовность ребенка к познанию открывающегося перед ним бытия органически срасталась в сознании строителей социализма с полнотой общественных ожиданий» [18, с. 6].
Пронизывающее пролетарскую идеологию начало первооткрывателей, отчетливо проявившееся в отрицании прошлого, «старого» опыта жизни и