Бухгалтерский учет запасов

Введение
В 1910-20е произошел сдвиг эпистемы, характеризовавшийся потерей
прежних онтологических оснований. Мир утратил классические основания
природного или возвышенного в культуре и, пережив кризис оснований,
приступил к революционному конструированию разных и новых реальностей
на основе политических решений, эстетических экспериментов,
технологических изобретений, социальных проектов.
Поколение литераторов с опытом революции и гражданской войны
оказалось вовлечено в 20-х гг. прошлого столетия в литературное,
политическое и социальное конструирование нового мира. У этого
литературного пласта нет пока общего термина. Но литературный фронт 20х
(ЛЕФ, Пролеткульт, имажинисты, Литературный центр конструктивистов
(ЛЦК) и экстримальный психологизм «Серапионовых братьев» (Замятина), а
также писатели Зазубрин, Платонов, Кржижановский и др.) может быть
понят через теорию радикального конструктивизма.
Целью данной работы является рассмотрение образа великой
республики в романе А. В. Марсова «Любовь в тумане будущего (История
одного романа в 4560 году)» (1924 г).
Задачи:
- описать сущность и особенности жанра антиутопии в литературе
начала XX века;
- изучить сюжетную линию романа «Любовь в тумане будущего»;
- рассмотреть «Единое Государство» в романе Е. Замятина «МЫ» и
«Великая Республика Мирового Разума» в «Любви в тумане будущего» А. В.
Марсова;
- изучить актуальность в условиях современной информатизации
социума «Великой Республики» А. В. Марсова.
Объект исследования – жанр антиутопии. Предмет исследования –
актуальность образа «Великой Республики» в романе А. В. Марсова «Любовь
в тумане будущего»в современных условиях.

3
Глава 1 «Любовь в тумане будущего» А. В. Марсова: сюжет,
особенности романа
1.1 Жанр антиутопии как новый в литературе начала XX века
ХХ век, вероятно, как никакой другой, скомпрометировал идею
утопии. Зловещая способность утопических проектов сбываться проявилась
уже в начале столетия и породила новый жанр в литературе – жанр так
называемой антиутопии. Разумеется, предостережения против попыток
навязать утопию реальности, «осчастливить» человечество раздавались и
раньше. Достаточно вспомнить в этой связи Легенду о великом инквизиторе
из «Братьев Карамазовых» Ф. Достоевского, уже содержавшую в себе
генетический код всех будущих негативных утопий.
Однако как самостоятельный жанр эта новая литературная форма
возникла именно в ХХ веке. Первыми блестящими ее образцами стали, по
общему признанию, «Мы» (1924) Евгения Замятина 1 и «Дивный новый мир»
(1932) Олдоса Хаксли. Оба писателя, и русский, и английский, независимо
друг от друга, ставят здесь своеобразный эксперимент – изображают мир
отдаленного будущего, мнимо утопический мир, доводя до гротескно-
логического завершения некоторые точно подмеченные ими черты и
тенденции современного им мира 2 .
Ныне существует множество дефиниций для обозначения жанра,
разработанного Замятиным и Хаксли: «негативная утопия», «сатирическая
утопия», «антиутопия», «псевдоутопия», «дистопия» и т.п. Эти понятия
нередко используются как синонимичные. Между тем, каждое из них имеет
свои семантические границы и свою сферу применения. Образно говоря,
негативная, или сатирическая утопия представляет собой более молодой
побег того же генеалогического древа, что и утопия позитивная, и в свою
очередь расщепляется на две ветви, два жанровых подвида – псевдоутопию и
дистопию. Различие между этими последними приблизительно такое же,
1 См. Замятин Е. И. Мы // Евгений Замятин. Сочинения. Москва «Книга», 1988
2 См. Лотман Ю. Текст в тексте // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. Тарту,
1981. С. 15

4
какое существует между иронической и серьезной репликами по поводу
одного и того же явления.
Псевдоутопия иронически облекается в форму традиционной утопии с
целью обнажить несостоятельность претензий утопистов-идеологов;
дистопия же облекается в формы самой жизни, дабы подчеркнуть угрозу,
исходящую от «дурного утопизма» и связанную именно с воплотимостью
утопии как «дьяволова водевиля».
Псевдоутопия делает установку на фантастику, на гротеск; дистопия
ориентирована на жизнеподобие, максимально использует материал
реальной действительности. Примером псевдоутопии могут служить романы
Замятина и Хаксли, образец дистопии – роман Джорджа Оруэлла «1984»
(1949) 3 . Термин «антиутопия», повсеместно используемый как синоним
понятия «негативная утопия», следует признать не очень удачным, ибо
литературная форма, им определяемая, направлена не против утопии как
жанра, а против утопии как идеологии (будь то политической или
технократической) – идеологии, самонадеянно объявляющей себя научной
теорией и претендующей на радикальное переустройство мира.
Утопизм становится опасен, превращается в реакционную силу тогда,
когда вторгается в реальную жизнь и, прикрываясь благородными лозунгами,
начинает бесцеремонно распоряжаться судьбами людей.
Противопоставлять негативную утопию позитивной не совсем
правомерно постольку, поскольку обе они имеют одну и ту же исходную
посылку – неприятие современной действительности или каких-то
существенных тенденций ее развития.
Противопоставление друг другу двух жанровых разновидностей
уместно лишь в том общем смысле, что мироощущение, лежащее в основе
каждой из них, действительно, глубоко различно. Позитивная утопия
смотрит в будущее с надеждой и оптимизмом, негативная пронизана
сомнением и скепсисом, балансирует на грани отчаяния и надежды. В
3 См. Биллингтон Дж. Х. Икона и топор. М.: Рудомино, 2001. С. 583

5
противоположность сладким, дурманящим плодам, растущим в садах утопии,
плоды псевдоутопии и особенно дистопии отрезвляюще горьки.
Социальная действительность ХХ века, вообще говоря, мало
располагала к созданию утопических фантазий. Две мировые войны,
оплаченные миллионными жертвами, разгул первобытного варварства на
фоне небывалого научно-технического прогресса, утверждение и крушение
тоталитарных режимов и колониальных империй, угроза термоядерного
«армагеддона» – все это, вместе взятое, не могло не поколебать прежние
оптимистические представления о добрых, героических началах
человеческой природы, о целесообразности и необратимости исторического
процесса, веру в разум, в науку, в общественное переустройство и, как
следствие, основательно подорвало доверие к утопии. Зато поток негативных
утопий, хлынувший в литературу накануне Второй мировой войны, в
послевоенное время год от года нарастал 4 .
Позитивная утопия предлагала образцовую, по замыслу авторов,
модель жизнеустройства, противопоставленную несовершенному миру
современности; негативная утопия показывает, каким может стать
несовершенный мир современности, если определенные симптомы
поразивших его болезней, вроде раковой опухоли бюрократизма, подавления
инакомыслия, использования достижений науки и техники в антигуманных
целях и т.п., получат полное развитие. Иначе говоря, негативная утопия – это
всегда форма социальной диагностики или, пользуясь определением, которое
дал своему роману Замятин, сигнал об опасности, грозящей человеку,
человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства –
все равно какого.
Мир негативной утопии – это, как правило, мир управляемой евгеники,
в котором все вехи существования индивида – рождение, воспитание,
любовь, труд, смерть – подчинены интересам целого. Это
регламентированный, стерильный, механический мир, отчужденный от
4 См. Гинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Советский писатель, 1979. С. 76

6
культуры и духовных ценностей прошлого, отгороженный от природы и
имеющий подчеркнуто индустриальное, урбанистическое лицо. У этого мира
есть своя идеология и, соответственно, свои идеологи. Повествовательная
точка зрения в большинстве случаев доверена герою-нонконформисту,
разочаровавшемуся в «новом порядке» и бунтующему против насильственно
навязываемых ему единомыслия и единочувствия.