Лирическая героиня Ли Цинчжао и Анны Ахматовой:сопоставительный аспект

Введение

Образ лирической героини в женских поэтических произведениях различных направлений литературного искусства является предметом исследования многих литературных критиков и аналитиков. Следует отметить, что даже в психологи и философы в своих исследованиях обращаются к произведениям женской лирики.
Одной из величайших поэтесс является Анна Ахматова. Образ её лирической героини представляет несомненный интерес как для ценителей поэтического искусства Серебряного века, так и для всех, кому не чужды яркие эмоции, искренние переживания. К образу лирической героини Ахматовой до сих пор обращаются авторы музыкальных и поэтических произведений.
Другой образ лирической героини, который до сих пор является уникальным и очень интересным, является образ героини произведений Ли Цинчжао – знаменитой китайской поэтессы, жившей в одиннадцатом веке.
Что же может быть общего у лирических героинь данных поэтесс? Ведь временные различия между ними столь значительны…
Тем не менее. Многие черты, присущие лирической героине Анны Ахматовой, находят своё отражение в чертах лирической героини Ли Цинчжао, поэтому тема данной работы является актуальной.
Цель работы: провести сравнительную характеристику образов лирических героинь Анны Ахматовой и Ли Цинчжао.
Задачи работы:
1. Охарактеризовать лирическую героиню Анны Ахматовой.
2. Провести обзор основных черт лирической героини Ли Цинчжао.
3. Сравнить и проанализировать образы лирических героинь Анны Ахматовой и Ли Цинчжао.
Объект исследования: образ лирической героини
Предмет исследования: сравнительная характеристика лирических героинь Анны Ахматовой и ли Цинчжао
Структура работы: работа содержит в себе введение, две главы основной части, Заключение, список используемых источников.


























Глава 1. Лирическая героиня Анны Ахматовой

Ахматова вступила в литературу в то время, когда его слава была в зените. Известно, как много значила для неё поэзия Блока. "От тебя приходила ко мне тревога и уменье писать стихи", - гласит надпись на подаренном ему сборнике стихов "Чётки". После появившейся в 1916 г. статьи В. М. Жирмунского "Преодолевшие символизм" [12] долгое время, более половины столетия, было принято противопоставлять творчество этих двух поэтов. Впоследствии другие исследователи [16] и сам В. М. Жирмунский [11] пересмотрели эту точку зрения. В наше время значение творчества Блока для становления лирической героини Ахматовой не вызывает сомнений.
Так, некоторые из масок лирической героини Ахматовой вполне соотносимы с лирическими парами блоковской лирики - Офелия, беседующая с Гамлетом; инок и его недоступная возлюбленная - послушница, влюблённая в мирянина; девушка, возлюбленная князя или царевича. Здесь можно увидеть сознательное стремление к некоторой симметрии. Печаль непоправимой разъединённости любящих сближает темы Гамлета и Офелии у Блока и Ахматовой. Мотив строгого обуздания любовного волнения в равной мере закономерно вызывает в стихах обоих поэтов появление лирического персонажа, связанного обетом целомудрия: "Никто не скажет: я безумен. / Поклон мой низок, лик мой строг…" [3, т. 2, с. 224] - и "А у нас - тишь да гладь, / Божья благодать. / А у нас - светлых глаз / Нет приказу подымать" [1, т. 1, с. 69]. Подобно тому, как в "Стихах о Прекрасной Даме" звучало тревожное предчувствие обмана и заблуждения ("Но страшно мне: изменишь облик ты") [3, т. 1, с. 93], так и идущая к "царевичу" героиня Ахматовой испытывала не менее мучительные сомнения: "Обману ли его? обману ли? - не знаю. / Только ложью живу на земле…" [1, т. 1, с. 37].
Однако восприятие читателями лирики Ахматовой строилось совсем не на принципе аналогий или параллелей с поэзией Блока. Наиболее выразительным доказательством этого может послужить различие в отношении к двум стихотворным фразам, вполне сводимым к общему смыслу. У Блока это "Я сам, нечистый и продажный, / С кругами тёмными у глаз…" [3, т. 2 с. 172], у Ахматовой - "Все мы бражники здесь, блудницы, / Как невесело вместе нам…" [1, т. 1, с. 52]. Эти стихи объединяет мотив самоосуждения, сознание неправедности и ощущение безысходности не только личной, но и общей ситуации. Однако строки Блока ни в малейшей мере не повлияли на отношение к его личности и лишь в 60-е годы 20 столетия мелькнули как один из аргументов в академической полемике о разнице между понятиями "лирический герой" и "лирический персонаж".
О том же, какую роковую роль сыграла ахматовская строчка в её поэтической судьбе, когда была процитирована в докладе А. А. Жданова о журналах "Звезда" и "Ленинград", разъяснявшего на собрании партийного актива и на собрании писателей в Ленинграде основные положения постановления ЦК ВКП (б) от 14 августа 1946 года, известно всем. Это была на весь мир произнесённая оскорбительная характеристика, предназначенная для полного морального уничтожения женщины-поэта. (Дословно: "не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой") [10, с. 12].
И здесь уместно обратиться к водоразделу, который всё же пролегал между поэтическими мирами Блока и Ахматовой.
В поэзии протест против этой установки (не Блоку, конечно) отчётливо высказала Ахматова: "Ты выдумал меня. Такой на свете нет. / Такой на свете быть не может" [1, т. 1, с. 224]. Однако эти решительные слова смогут появиться лишь в 1956 году, в позднем цикле "Шиповник цветёт". В начале же своего пути, в 1912, она выражалась мягче: "Я любимая, я твоя. / Не пастушка, не королевна / И уже не монашенка я - / В этом сером, будничном платье, / На стоптанных каблуках…" [1, т. 1, с. 67]. Общее здесь - не только отрицание расхожих поэтических штампов, но и отсутствие положительного определения. Подходящего образа не было в поэзии ни в начале столетия, ни в середине. Осмелимся высказать мнение, что этого определения для лирической героини Ахматовой не появилось и в конце ХХ века.
Ни пример Блока, ни образец навсегда восхитившей Ахматову поэзии Иннокентия Анненского, ни иные образы не пригодились ей для решения специфической проблемы лирического героя - или, точнее, лирической героини.
А ведь в сознании читающей публики таковой образ (лирического героя), тогда ещё не названный, не получивший терминологической определённости, уже успел стать важным критерием восприятия поэзии.
Однако лирика 19 и начала 20 века оставалась преимущественно мужской, и для образа женщины-поэта место предусмотрено не было:
Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине - нелепость [1, т. 1, с. 54].
При отсутствии готового представления о лирической героине вопрос об её облике оказывался особенно актуальным: какая она? Кто она? Ахматова даже написала в 1913 году стихотворение, долженствовавшее на этот вопрос ответить:
На шее мелких чёток ряд,
В широкой муфте руки прячу,
Глаза рассеянно глядят
И больше никогда не плачут.
И кажется лицо бледней
От лиловеющего шёлка,
Почти доходит до бровей
Моя незавитая чёлка.
И непохожа на полёт
Походка медленная эта,
Как будто под ногами плот,
А не квадратики паркета.
А бледный рот слегка разжат,
Неровно трудное дыханье,
И на груди моей дрожат
Цветы небывшего свиданья [1, т. 1, с. 134].

Были ли этим удовлетворены читательские ожидания? Кроме нескольких внешних портретных черт, соответствовавших действительности, а также деталей, отражавших скорее приметы моды, чем индивидуальный характер, здесь - лишь традиционные мотивы любовного томления и разочарования в жизни. Всё остальное скрыто.
Как ни странно, несмотря на это, лирическая героиня Ахматовой казалась многим современникам невероятно откровенной, воспринималась как девушка, написавшая дневник или письмо, как сообщение о реально произошедших событиях: ведь "вещность" бытовых и конкретность психологических деталей создавали иллюзию полной достоверности описываемого. Здесь особенности новаторского стиля акмеизма срабатывали безотказно.