Фрагмент для ознакомления
2
Введение
Актуальность исследования. Проблема значения библейских образов и сюжетов для литературного творчества продолжает активно разрабатываться и вытекает из диалога религиозной и светской культур. Этот диалог в той или иной степени присутствует в творчестве каждого писателя.
Писатели обращаются к библейским и, шире, мифологическим мотивам, сюжетам и образам, актуализируя и трансформируя их смысловое наполнение. В мотивах и образах Библии коренятся семантические уровни, показанные в целом ряде исследований классических текстов разных периодов.
В евангельской притче о блудном сыне в развернутом виде представлена основная тема православия: в главном – единство, во второстепенном – свобода, во всем – любовь. И содержится (как, впрочем, и в других библейских историях) христианская истина, имеющая глубокий философский смысл.
Моделируя образ мира и образ человека во всей их потенциальности, библейская притча указывает на «высшую тему», объясняющую скрытый смысл любого земного события, – восстановления прерванной связи между человеком и Богом, внутреннего преображения, возвращения его божественного достоинства, т.е. встречи с Богом в самом себе и его мудростью. Распознавание духовных смыслов человеческой жизни – задача, решаемая через библейские философские истории.
Объект исследования – притча о блудном сыне.
Предмет исследования − мотив «блудного сына» и его художественное воплощение в русской литературе.
Целью данного исследования является изучение отражение мотива «блудного сына» в произведениях Ф.М. Достоевского и М.А. Шолохова.
Реализация поставленной цели предусматривает решение следующих задач:
1. рассмотреть евангельскую притчу о блудном сыне как канонический культурный текст.
2. изучить понятие метасюжета.
3. провести анализ притчи о блудном сыне как метасюжет русской литературы.
Практическая ценность результатов заключается в возможности применения при чтении курсов по истории русской литературы.
Работа состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии.
В первой главе рассматриваются особенности функционирования архетипического сюжета о блудном сыне.
Вторая глава посвящена изучению отражению мотива «блудного сына» в произведениях Ф.М. Достоевского и М.А. Шолохова.
Заключение содержит основные выводы исследования.
Глава 1. Особенности функционирования архетипического сюжета о блудном сыне
1.1. Евангельская притча о блудном сыне как канонический культурный текст
С самого зарождения русская литература обращается к »вечным» темам. В соответствии с историческим развитием сознания средневекового человека библейские тексты подвергались разного уровня интерпретациям: с преобразованием художественных канонов или с изменением их ценностно-смысловой составляющей. Заимствование мотивов, сюжетных коллизий и образов из текстов Священного Писания является традиционным в первую очередь для древнерусской книжности.
Художественная модель, основанная на проявлении своеволия и конфликте поколений, является центральной для целого ряда произведений древнерусской словесности на протяжении всего её существования. Этот сюжетообразующий мотив восходит к библейской притче о блудном сыне из Евангелия от Луки. По мнению исследователей, евангелическая фабула притчи о блудном сыне, созданная во времена синкретизма, является «универсальной мифологической моделью взаимоотношений поколений» [14, с. 17]. Смысловая природа притчи о блудном сыне как первоосновы парадигмы сюжетных моделей сохраняется на протяжении всех времен. Модификация библейского текста позволяет применить идею духовного единения поколений к конкретным временным эпохам, причем актуальность архетипа не будет утеряна.
В литературе каждой эпохи существовали «вечные» сюжеты, раскрывающиеся злободневные проблемы общества. Одним из устойчивых сюжетов в русской литературе является евангельская притча о блудном сыне, которая, модифицировавшись, нашла отражение в художественных произведениях разных эпох. В силу заключённой в данном эпизоде Священного Писания глубокой жизненной философии, она становилась основой многих произведений.
Евангельские притчи разнообразны и по тематике, и по жанру и объединены в тематические блоки. Любая притча представляет собой cравнение, подобие, некую аналогию, часто взятую из явлений окружающей природы, отношений в семье или в государстве.
Сюжет притчи о блудном сыне неоднократно становился предметом художественного осмысления. По наблюдениям В. И. Тюпы и Е. К. Ромодановской, «во множестве произведений мировой литературы мы встречаемся как с сюжетом блудного сына, явно или (чаще) не явно, воспроизводящим событийную канву притчи из Евангелия от Луки, так и с мотивом блудного сына, актуализирующим ту же притчу в читательском сознании без воспроизведения ее сюжета в тексте» [19, с. 5]. Среди текстов русской классики, аллюзивно воспроизводящих мотивы этой евангельской притчи, можно назвать такие произведения, как «Станционный смотритель» А. С. Пушкина, «Тарас Бульба» Н. В. Гоголя, «Отцы и дети» И. С. Тургенева, «Господа Головлевы» М. Е. Салтыкова-Щедрина и др.
Сюжет о блудном сыне, который, по мысли А. В. Чернова, «изначален и определяющ» для всей мировой литературы [23, с. 152], оказывается востребованным и в современной русской прозе. Элементы этого сюжета обнаруживаются в таких произведениях, как «Лаз» В. С. Маканина, «Всех ожидает одна ночь» М. П. Шишкина, «Чапаев и Пустота» В. О. Пелевина, «Блуждающее время» Ю. В. Мамлеева, «Pasternak» М. Ю. Елизарова, «Светопреставление» И. Ю. Клеха, «Дом близнецов» А. В. Королева, «Вор, шпион и убийца» Ю. В. Буйды и других.
Евангельская притча о блудном сыне как «структурное начало, содержащее конфликт поколений в ситуации выбора жизненного пути» [14, с. 3] является ключевым сюжетным фундаментом рассказа К. Г. Паустовского «Телеграмма», повести А. С. Пушкина «Станционный смотритель» из цикла «Повести Белкина», романов Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», И. С. Тургенева «Дворянское гнездо» и др.
Охарактеризуем сюжетную схему евангельской притчи о блудном сыне. Её можно представить в виде следующих пунктов:
а) раздел отцом имения между сыновьями;
б) уход из отчего дома, путешествие в город;
в) разгульная жизнь, совершение греховных поступков, растрата доли, полученной от отца;
г) герой оказывается на дне жизни;
д) возникновение внутреннего конфликта; внезапное озарение, осознание своей вины;
е) преодоление себя, возвращение в отчий дом;
ж) отец тепло встречает сына, переодевает его [9, с. 189] и устраивает пир;
з) недовольство старшего сына и речь отца.
В каноническом тексте притчи транслируются основные идеи христианского вероучения: искушение плоти ведет к духовной гибели, смирение гордыни и покаяние возвращают к Богу, любовь Бога безгранична. Утверждается смысл человеческого существования, состоящий в восстановлении прерванной связи с Богом. Данные смыслы притчи, безусловно, важны для христианского прочтения литературы, в центре которого находятся всегда актуальные идеи любви и спасения. Однако продуктивность сюжета о блудном сыне связана, на наш взгляд, с его мотивным комплексом, включающим такие мотивы, как взаимоотношение «отцов» и «детей» и выбор человеком своей дальнейшей судьбы.
В структуре сюжета притчи Ю. В. Шатин выделил следующие элементы: «требование младшего сына о разделе имущества – раздел – уход сына из дома – распутная жизнь – разорение и голод – работа свинопасом – просьба к отцу принять его наемником – возвращение – радость отца – пир – ропот старшего сына – мораль: “надо было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил; пропадал и нашелся”» [25, с. 36–37]. Изучение культурологических и богословских трактовок притчи о блудном сыне выявляет такие пары коррелирующих мотивов, как «греховность (сына) – чистота (отца)», «родина (отчий дом) – чужбина», «уход – возвращение», «раскаяние – прощение» [19].
1.2. Понятие метасюжета. Основные сюжетные модификации притчи в русской литературе
Евангельская притча о блудном сыне - один из наиболее часто воспроизводимых в русской литературе эпизодов Священного Писания, очевидно, в силу содержащейся в ней житейской мудрости, отражающей человеческий опыт взаимоотношений «отцов» и «детей» в ситуации нравственного выбора, который получил воплощение в эмпирическом плане сюжетного повествования притчи. При этом притча поднимается до определенного уровня обобщения, повествуя «не об однократных событиях общеисторической (сказание) или частной (анекдот) жизни, но о том, что по убеждению соучастников притчевого дискурса, - существовало и будет существовать всегда, что неизменно или что случается постоянно» [20].
Притча о Блудном сыне нередко использовалась в древнерусской литературе. Например, Б.М.Гаспаров продемонстрировал связь «Слова о полку Игореве» с сюжетной моделью данной притчи в своей работе «Поэтика «Слова о полку Игореве». С притчей о блудном сыне тесно связаны, как минимум, еще два классических текста древнерусской литературы: «Повесть о Савве Грудцыне» и «Повесть о Горе-Злочастии». В 1670-ые гг. появилось известное произведение Симеона Полоцкого «Комедия притчи о блудном сыне». А использование мотивов притчи произведениями древнерусской литературы вообще неисчислимо.
Фрагмент для ознакомления
3
1. Бурчаева Я.Р., Ахмадова Т.Х. «Ротшильдовская идея» и «живая жизнь» в контексте становления личности главного героя в романе Ф. М. Достоевского «Подросток» //Материалы Всероссийской научнопрактической конференции молодых ученых «Наука и молодежь». – Грозный: ЧГУ, 2019. – С.7-10
2. Бурчаева Я.Р., Ахмадова Т.Х. Тема семьи как ведущий структурообразующий принцип романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина» //Ежегодная межрегиональная студенческая научно-практическая конференция «Взгляд современной молодежи на актуальные проблемы гуманитарного знания». – Грозный: ЧГУ, 2019. – С.29-33
3. Габдуллина В.И. Мотив блудного сына в произведениях Ф.М. Достоевского и И.С. Тургенева. Барнаул, 2006. 132 с.
4. Глазкова Т. В. Феномен «случайного семейства» и его интерпретация в творчестве Ф. М. Достоевского // Вопросы культурологии. 2008. № 6. – С. 64-66.
5. Дворяшин Ю.А. Движение народной жизни в изображении М.А. Шолохова // М.А. Шолохов в художественных и мировоззренческих исканиях современности: Сборник научных статей и материалов. Сургут: РИО СурГПУ. 2005. – 133 с.
6. Достоевский Ф.М. Подросток // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 13. Л.: Наука, 1975. 456 с.
7. Ершова Н.В. Евгений Листницкий и Григорий Мелехов как герои-антиподы (По роману-эпопее М.А. Шолохова «Тихий Дон») // Шолоховские чтения: Сборник научных трудов. Вып. I / Отв. ред. Ю.Г. Круглов. М.: РИЦ «Альфа» МГОПУ, 2001. С. 62–77
8. Захаров В.Н. Имя автора — Достоевский. Очерк творчества. М.: Индрик, 2013. 456 с.
9. Калинин К. А., Морозова А. С. Семантика мотива переодевания в русской и древнерусской классической литературе // Актуальные проблемы филологии XXI века. Набережные Челны: НГПУ, 2017. С. 186–192
10. Корниенко Н.В. «Сказано русским языком...»: Андрей Платонов и Михаил Шолохов: встречи в русской литературе. М.: ИМЛИ, 2003. – 536 с.
11. Мочульский К. Достоевский. Жизнь и творчество. Париж: ИМКА-ПРЕСС, 1947. 564 с.
12. Островский А. Н. Полн. собр. соч. В 12 т. М., 1973–1978.
13. Поль Д.В. Историческое и архетипическое в образе Григория Мелехова // Шолоховские чтения–2005. Творчество М.А. Шолохова в контексте мировой культуры: Сборник статей, посвящённый 100-летнему юбилею писателя / Гл. ред. В.В. Курилов. Ростов н/Д.: Ростовский государственный университет, 2005. С. 24–35
14. Радь Э. А. История «блудного сына» в русской литературе: модификации архетипического сюжета в движении эпох: автореф. дис. докт. филол. наук. Москва, 2014. 45 с.
15. Ре О. «Случайное семейство» как антитеза «родовому семейству»: историческое и современное в русских семействах в 1870-х годах // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2007. №1. – С. 135- 140.
16. Сатарова Л.Г. Бунин и Шолохов о русской революции // Наследие И.А. Бунина в контексте русской культуры: Материалы международной научной конференции, посвящённой 130-летию со дня рождения И.А. Бунина / Отв. ред. А.А. Дякина. Елец: Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина, 2001. С. 24–31
17. Словарь-указатель сюжетов и мотивов русской литературы: Экспериментальное издание / Отв. ред. Е. К. Ромодановская. Новосибирск, 2003. 242 с.
18. Стюфляева Н.В. Идея соборности и её художественное воплощение в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон»: дис. … канд. фил. н. Липецк, 2004. – 226 с.
19. Тюпа В. И., Ромодановская Е. К. Словарь мотивов как научная проблема // Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы»: от сюжета к мотиву / под ред. В. И. Тюпы. – Новосибирск, 1996. – С. 3–15
20. Тюпа В.И. Грани и границы притчи // Традиция и литературный процесс. Новосибирск. 1999. С. 384
21. Цыценко И.И. Концепция семьи в романе-эпопее М.А. Шолохова «Тихий Дон»: дис. … канд. филол. наук. М., 2004. – 191 с.
22. Чалова А.П. Агиографический компонент семантического ореола женских имён в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон» // Актуальные проблемы лингвистики: Сборник статей Международной межвузовской научной конференции 28 марта 2008 года / Отв. ред. Н.Н. Парфёнова. Сургут: РИО СурГПУ, 2008. Вып. 2. С. 251– 256
23. Чернов А. В. Архетип «блудного сына» в русской литературе XIX века // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX вв. – Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 1994. – С. 151–158
24. Шараков С.Л. О понятии духовного символизма в системе эпохальных стилей символики [Электр. ресурс] // Ученые записки Новгородского государственного университета. 2018. № 2(14). URL: http://www.novsu.ru/univer/press/eNotes1/ i.1086055/?id=1442182
25. Шатин Ю. В. Архетипические мотивы и их трансформация в новой русской литературе // «Вечные» сюжеты русской литературы. «Блудный сын» и другие: сб. науч. тр. / отв. ред. Е. К. Ромодановская, В. И. Тюпа. – Новосибирск, 1996. – С. 29–41.