Концепция право оперативного управления А.В. Венедиктова

1.1. Становление и развитие концепции права оперативного управления

В 1921 году молодое советское государство, только что завершившее процесс национализации средств производства (основных фондов) и передачи их созданным ими «хозяйственным организациям» (промышленным предприятиям и трестам), оказалось перед лицом проблема определения гражданско-правового статуса этих самых «хозяйственных организаций».
Непосредственной причиной этой проблемы стал переход к новой экономической политике (НЭП), предполагавшей широкое использование товарно-денежных отношений и выражение их в гражданско-правовых формах.
Национальное гражданское право, сохранившее дореволюционные традиции понимания предприятия как объекта, а не как субъекта права, не могло довольствоваться ответом в том смысле, что «...государственным хозяйственным органом является компания или объединение компаний (траст).
Внешней формой решения проблемы было объявление компаний и их объединений (трастов) юридическими лицами, что и было сделано ст. 19 Гражданского кодекса РСФСР 1922 г.; более поздние специальные акты — декреты ВЦИК и СНК РСФСР от 10 апреля 1923 г. и 17 июля 1923 г.[1] о трестах — признавали только сами тресты юридическими лицами». ...но не отдельные заводы и фабрики», входящие в их состав [2].
Но простое законодательное объявление треста (хозяйственного органа) юридическим лицом не могло удовлетворить экономический оборот. Недостаточно сказать «юридическое лицо», необходимо определить, почему и как действует это юридическое лицо.
Его потенциальные контрагенты должны знать, каким имуществом и какими правами обладает это юридическое лицо, в каком объеме и каким имуществом оно может распоряжаться, по каким обязательствам оно несет ответственность и какое из этого имущества может быть передано в залог, какие права на имущество доверить государству. резервы и, наконец, имеет ли право государство требовать поставки продукции, и если да, то на каких условиях от предприятия, оперирующего его имуществом (государством)[3].
Этот вопрос оказался очень сложным с юридической точки зрения. Законодатель попытался его просто обойти: так, ст. 6 Указа о тресте 1923 года предусматривало, что трест «...владеет, пользуется и распоряжается... на общих основаниях гражданских законов, с исключениями, которые установлены или будут установлены в специальных законах», имуществом, выделенным ему ; земля, вода, недра и леса передаются в распоряжение траста на праве пользования.
Указа о доверии 1927 г., который отличался от предыдущего лишь тем, что право на последние четыре вида собственности — землю, воду, недра и леса — вообще не ограничивалось [4]. Нетрудно заметить, что, говоря о «владении, пользовании и распоряжении», в указах перечислялись реальные, а не юридические возможности трестов — юридических лиц; Вот почему мы сказали, что пытаемся избежать вопроса о правах собственности.
Но полностью обойти этот вопрос не удалось, поскольку каждый текст – в том числе и вошедший в указы – допускал свое юридическое толкование. И это дало следующий результат: пока государство передало имущество в трест, трест может делать с ним все, что описано в указе, то есть владеть им, пользоваться им и распоряжаться им.
Но если государство сочтет необходимым вывести имущество из траста, то понятно, что такая возможность исчезнет и ни контрагентам траста, ни даже самому тресту просто негде будет получить прибыль от этих действий, поскольку трест (экономическая организация) есть не что иное, как орган государства, который управляет собственностью государства, причем с полномочиями, предоставленными государством, и в интересах этого государства.
Эта логика привела к единственно возможному законному ответу на поставленный вопрос: экономический орган советского государства не имеет субъективных гражданских прав на закрепленное за ним имущество.
Столь формальный правовой ответ никоим образом не соответствовал потребностям экономического оборота. Он не мог устроить само Советское государство, которое (при такой постановке вопроса) невольно втягивается в этот самый экономический оборот, принимая на себя, в частности, риски ответственности и потерь, не ограниченных объемом товаров. возлагается на компетентные экономические организации. Кроме того, выявляется еще один догматический пробел: проблема квалификации сделок между самими экономическими организациями [5].