Художественные формы изображения женской судьбы в романе Кундера

 
ВВЕДЕНИЕ
Проза М. Кундеры, как утверждает сам писатель, начинается рассказом «Я печальный Бог» (1958), включенный в первую из трех тетрадей «Смешных любовей» (1963, 1965, 1968). Первое общее издание всех трех тетрадей, состоящее из 8 рассказов, вышло в Праге в 1970, однако позднее автор переработал сборник, придав ему новую форму и композиционное единство, и включил в него только 7 рассказов. Тематика «Смешных любовей» сосредоточена на мистифи-кации, игре с любовью. Это первое приближение писателя к эстетике либертинажа эпохи Про-свещения, часто связываемого с литературным творчеством маркиза де Сада, которое также бу-дет прослеживаться в следующих произведениях.
Свой первый роман «Шутка» Кундера начал в 1962, книга была издана в 1967. Он создает гро-тескную историю о человеческой жизни, испорченной простой шуткой и о неудавшейся мести героя. Также автор рисует изменения, происходившие в чешском обществе с середины 1950-х, и приводит своего героя к отчуждению от мира. Писатель создал сценарий для фильма по этому роману, который сам поставил.
В романе «Жизнь не здесь» (закончен в 1969-1970, впервые вышел в Париже на французском языке в 1973) описывается история молодого поэта по имени Яромил. Судьба и становление по-эта, а своего героя автор считает скверным поэтом, становятся предметом исследования писате-ля: «Яромил – поэт, наделенный чуткостью и большим воображением. Это тонкий юноша. И вместе с тем – это чудовище. Но его чудовищность как возможность присутствует в каждом из нас. Она во мне. Она в вас. Она в Рембо. Она в Шелли. Она в Гюго. Она присутствует в каждом молодом человеке всех времен и всех режимов». (М. Кундера. Жизнь не здесь.)
Роман «Вальс на прощание» был закончен писателем в 1971-1972, был издан на французском языке в Париже в 1976. Действие в романе развивается в течение пяти дней, когда восемь основ-ных персонажей подходят к итоговому событию, каждый в своей жизни. Западноевропейские безжалостность и трезвость давно нуждаются в синтезе с восточным идеализмом — в итоге, как показывает пример Милана Кундеры, получается любопытный сплав», - пишет В. Шпаков о зна-чении этого романа, который автор называет своим любимым произведением. (Шпаков, 2000)
«Книга смеха и забвения» была написана в первые годы эмиграции, и впервые вышла на фран-цузском языке в Париже в 1979. Текст романа построен как музыкальная композиция: герои бо-рются с забвением и приходят к тому, что прошлое нельзя призвать на помощь настоящему, прошлое нельзя улучшить.
Мотивы эмиграции и бытовой идиллии Кундера развивает в романе «Невыносимая легкость бы-тия» (закончен в 1972, впервые опубликован на французском языке в 1984), герои которого То-маш и Тереза после августа 1968 уезжают в Швейцарию, но потом возвращаются в Чехослова-кию. Роман проникнут философскими размышлениями о «легкости» и «тяжести», отсылающими к учениям древнегреческого философа Парменида и Ф. Ницше, сформулировавшем идею «веч-ного возвращения». В 1988 году американский режиссер Филипп Кауфман снял по этому роману одноименный фильм.
В 1990-е годы М. Кундера начинает писать романы на французском языке: «Неспешность» (1995) и «Подлинность» (1997).
Последний роман «Неведение» (2000) был впервые опубликован по желанию автора на испан-ском языке. Роман отражает и суммирует характерные для творчества М. Кундеры проблемы – эмиграция, одиночество, память, забвение.
Литературное наследие писателя является на сегодняшний день ярким образцом современной классики, обобщением традиции центрально-европейского романа.
В данной работе будет рассмотрены художественные формы изображения женской судьбы в романе автора «Бессмертие».
 
1. ПРОБЛЕМЫ СЮЖЕТА ЦЕЛОСТНОЙ ЛИНИИ

Перед критиками, пишущими о «Бессмертии», встает соблазн причислить этот роман к постмо-дернизму, так как он, подобно многим известным произведениям, относимым к постмодерниз-му, очень сложен и изобретателен по своей конструкции, использует разные нарратологические приемы.
Гелена Коскова, высоко оценивая роман, пишет: «В связи с “Бессмертием” встает вопрос об от-ношении творчества Кундеры к постмодернизму. Кундеру часто присоединяют к постмодерниз-му, что вполне логично. Он принадлежит к самым выдающимся романистам мира, пишущим в эпоху, которую называют постмодернистской, поэтому для многих авторов его произведения служат исходным материалом для дефиниции постмодернистского романа.
Его объединяет с постмодернизмом критическое отношение к революционным политическим иллюзиям авангардизма и к его отрицанию ценностей прошлого. Он разделяет и репрезентиру-ет постмодернистское недоверие к идеологическим системам и понимание относительности любой человеческой правды.
Но прежде всего – постмодернистское восприятие действительности не как непоколебимой данности, но как пространства, в котором нечто происходит. Это находит выражение в перма-нентной незаконченности, открытости текста, в котором идет и дискуссия о собственной поэти-ке.
Безусловно, Кундера пишет в эпоху распространения постмодернизма в литературе, и в его ро-манах можно легко обнаружить черты, характерные для этого направления, – прежде всего по-тому, что постмодернизм «всеяден», в нем может быть «всё». Но стоило бы, на мой взгляд, больше прислушиваться к самому автору, себя решительно от постмодернизма отделяющему. Он не хочет, чтобы его присоединяли к этому всё еще модному «изму», да и ни к какому друго-му. Кундера создает свой собственный оригинальный тип романа, вполне определенный и в то же время в каждом новом произведении отличающийся от предыдущего: при конкретном ана-лизе его творчества Коскова хорошо это показывает.
Если Гелена Коскова говорит о Кундере и постмодернизме достаточно осторожно, с оговорками, то наша исследовательница Вероника Зусева-Озкан в статье в «Вопросах литературы» «Неуте-шительная метарефлексия. Милан Кундера», подробно разбирая романы «Невыносимая лег-кость бытия» и «Бессмертие», не испытывает ни малейших сомнений, что оба эти произведения напрямую относятся к постмодернизму и «…оба принадлежат к жанру метаромана, хотя первое из них как бы колеблется на жанровой границе, а второе представляется идеальным образцом метаромана» . ЗусеваОзкан в конце статьи пишет, что эти романы «отличаются удивительной для жанра метаромана напряженностью нравственного поиска и не менее удивительной неутешительностью его итогов».
О напряженности нравственного поиска сказано совершенно справедливо, а вот о «неутеши-тельности его итогов» стоит порассуждать. Дело в том, что романы Кундеры разбираются в ста-тье хотя и подробно, но в изоляции от всего остального творчества писателя, от его взглядов и от всей политической и общекультурной обстановки. Это позволяет автору статьи увидеть в анали-зируемых романах «крайне пессимистический взгляд и на искусство, и на действительность, как бы это ни казалось странным в связи с игровой природой жанра метаромана, сдвигающего эти-ческие проблемы в область эстетического и, как правило, позволяющего оставить “последние вопросы” без ответов» .
Не будем говорить о том, что сдвиг этического в область эстетического присущ не только «мета-роману», но практически любому стоящему художественному произведению, не будем выска-зывать сомнения, что вообще кто-либо может «дать ответ» на «последние вопросы», согласим-ся, что Кундера, конечно же, не радужный оптимист, и уж совсем не утешитель, но верно ли счи-тать его законченным пессимистом, как это следует из статьи? Еще «Невыносимую легкость бы-тия» можно было бы назвать пессимистическим произведением, но не «Бессмертие». В этой книге Кундера резко критичен по отношению к современному миру, но в самом художествен-ном анализе действительности, в категорическом отрицании ее негативных сторон присутствует активное несогласие со злом, которое, на мой взгляд, не позволяет считать эту книгу пессими-стической. Вряд ли вообще взгляд Кундеры на искусство правильно называть «крайне пессими-стическим». Сколь бы резко он ни критиковал состояние современной культуры, Кундера убеж-ден, что и в настоящее время роман (заслуживающий этого имени) может играть важнейшую роль в деле адекватного познания жизни.
Анализ повествовательной манеры романов Кундеры делает основной целью своей моногра-фии «Рассказать историю. Нарратологические главы к романам Кундеры» (Брно, 2001) чешский исследователь Томаш Кубичек, который опирается на теоретические постулаты Умберто Эко («модельный автор», «модельный читатель» и т.п.) и концепции известных филологов второй половины ХХ века (Ж.Ф. Лиотар, Р. Барт, Д. Вебер, Ж. Женетт, Г.Г. Гадамер и другие, в том числе наши: М. Бахтин, Ю. Лотман). Он рассматривает весь корпус романов Кундеры как единую «ме-таисторию», состоящую из романов-вариаций. Но, по моему мнению, Кубичек недооценивает способность Кундеры изображать своих героев так, чтобы читатель воспринимал их «как жи-вых». Исследователь пишет: «Кундера не является автором реалистического типа, который со-здавал бы фигуры со сложно структурированными психологическими связями. Сложность связей, в которые вплетены его герои, прямо соразмерна потребностям их семантического кода». Ку-бичек справедливо констатирует отсутствие у Кундеры обстоятельных описаний психологиче-ского состояния героев, но не признает, что при всем лаконизме «рассказывания истории» писа-телю удается создать выразительные психологические портреты, четко определить разные ти-пы современных человеческих характе