Причины управленческого кризиса советского союза в 90х годах

независимости Абхазии и Южной Осетии привело к выходу Грузии из СНГ. Точно так же, например, содействие независимости Крыма неизбежно влекло за собой усиление антироссийских настроений на Украине. Таким образом, Россия, получая в полной мере Крым, теряла возможность оказывать влияние на всю Украину.
Третья держава была естественным образом заинтересована в удержании в своей орбите максимально большего числа республик бывшего СССР. А для этого была нужна другая, более гибкая интеграционная модель. Именно таковой и служило СНГ и возникшие на его основе структуры. Признавая границы новых государств, руководство России жертвовало проживавшим в них русскоязычным населением, но вовлекало в зону своего влияния эти государства в целом.
Благодаря тому, что после октября 1993 г. претензии части российской элиты на восстановление СССР не получили развития, усиления центробежных тенденций в государствах СНГ не произошло. И Третья держава смогла удержать их в сфере своего влияния. Так, РФ официально отказывалась от территориальных претензий к Украине, и воздержалась от прямой поддержки сепаратизма в Крыму и других восточных и южных регионах Украины. Благодаря этому антироссийские настроения на Украине не получили стимула, а стремление к интеграции с РФ среди большей части русскоязычного населения этой страны было четко выраженным. Все это позволило кандидату в президенты Л. Кучме летом 1994 г. выступить с программой углубления интеграции с РФ и придания русскому языку статуса государственного и победить на выборах. Победа Кучмы была безусловно выгодна Третьей державе, так как позволяла ей без вооруженной конфронтации удержать в сфере своего влияния всю Украину.
Претензии на реставрацию СССР и поддержка советско-русского сепаратизма создала бы массу иных осложнений для Третьей державы. Во-первых, в случае конфликта с Украиной оказывались под угрозой поставки через ее территорию в Европу углеводородов – основного источника твердой валюты для бюджета РФ. Во-вторых, резко ухудшались бы отношения РФ с Западом. В-третьих, к весне-осени 1993 г. на территории Украины, Белоруссии и Казахстана оставалось ядерное оружие (Казахстан передал его России в 1994 г., Украина и Белоруссия – в 1996 г.). Все это неизбежно вело к международной изоляции РФ и ослаблении ее военно-политических позиций.
И все же отказ от «съездовского» пути был вынужденным и крайне болезненным для Третьей державы. Поэтому впоследствии многие советские элементы не только не были упразднены в РФ, но, напротив, восстановлены (как, например, советский гимн), а распад СССР был официально охарактеризован как величайшая геополитическая катастрофа XX века.
Начало войны на территории Чеченской республики в 1994 году осложнило отношения России с исламским миром. На Северном Кавказе все более активно действовали международные террористические группировки, выступавшие под исламскими лозунгами. Последствия этого как для внутренней, так и для внешней политики были весьма многообразны. Европейский Союз и США все жестче критиковали Россию за нарушения прав человека в ходе борьбы с терроризмом. Это было одной из причин, замедливших вступление России в Совет Европы и ратификацию Соглашения о партнерстве и сотрудничестве с ЕС – фундаментального документа, который должен был определить рамки взаимоотношений России с главным партнером на европейском континенте. Однако отношения с государствами исламского мира, такими как Иран, Ливия или Сирия, пострадали в меньшей степени. Отчасти это было связано с тем, что многие из этих государств проводили по отношению к своим собственным радикальным исламским движениям такую же (или даже еще более жесткую) политику.
Таким образом, в результате экономического спада, отказа от откровенно идеологизированной внешней политики и сокращения военного присутствия за рубежом Россия в 90-е годы утратила статус сверхдержавы. Она сохранила лишь два ключевых элемента, обеспечивающих некоторое глобальное влияние, – стратегические ядерные силы и статус постоянного члена Совета Безопасности ООН. Но распад Восточного блока (т.е. социалистического лагеря и скреплявших его организаций – Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи, – которые перестали существовать летом 1991 года), а затем и самого СССР покончил с глобальными геополитическими амбициями страны.
Это имело как позитивные, так и негативные последствия. С одной стороны, на экономику перестало давить бремя непосильных амбиций, которое послужило одной из причин коллапса Советского Союза. Отказ от идеологических подходов к внешней политике позволил нормализовать отношения со многими странами.
С другой стороны, утрата влияния вызвала разочарование и обеспокоенность у части населения, которые только усилились вследствие не вполне удавшейся попытки войти в сообщество демократических государств. Чувство незащищенности перед лицом глобальных угроз и практически полное отсутствие союзников за пределами постсоветского пространства в некоторой степени вернули к жизни внешнеполитическое мышление холодной войны. Это привело к новому противостоянию с Западом, проявлением которого стали Косовский кризис и усилившаяся критика России в связи с нарушениями прав человека.
Внешняя политика Российской Федерации была ориентирована на интеграцию страны в мировое сообщество, установление сотрудничества с соседними государствами, разрешение существовавших десятилетиями конфликтов. При этом акцент делался на учет национальных интересов и поддержку многополярности нового мирового устройства. В 1990-е годы Россия вступила в Совет Европы, а также превратила «Большую семерку» ведущих стран мира в «Большую восьмерку», став ее полноправным участником. Разнонаправленность внешнеполитического развития помогла нашей стране постепенно возвратить утраченные с распадом СССР лидерские позиции на мировой арене.
Под кадровым кризисом я понимаю некую совокупность проблем, куда входят и перерождение тех чиновников, которые находятся на постах, и недостаточное качество (реже – количество) их смены.
Мы помним лозунг «Кадры решают всё!», но не до конца понимаем, что государство (и не только аппарат власти) состоит из людей определенного качества, а не из идеальных големов, которым достаточно приказать. Понятно, что качество людей можно улучшать, придумывая системы мотивации и/или способы проверки и контроля их деятельности, но для того чтобы политика Центра массово претворялась в жизнь, мало указаний первых лиц. Нужна эффективно работающая бюрократия.
Сразу хочу отметить, что подготовка профессионального управленца – вещь сложная и складывается из целого ряда факторов. Это и правильная система образования, которая дает нужные базовые знания, и организация набора практического опыта, и даже определенный нравственный климат в обществе.
Как обстояло дело с этим в позднем СССР? Во-первых, к брежневским временам число управляемых хозяйственных объектов выросло по сравнению со сталинскими более, чем на порядок, при росте управляющих учреждений и числа чиновников всего в 2-3 раза. Из-за этого начала сказываться административная перегрузка, вследствие которой чиновник или пытается работать по всем направлениям и «сгорает на работе» в кратчайшие сроки; или работает по всем направлениям «спустя рукава» (точнее, именно что понемногу, что часто предполагает неглубокое понимание ситуации и вынесение решения абы как); или человек пытается сделать хорошо что-то одно, но при этом полностью забивает на все остальное, притом, что далеко не всегда он выбирает верный приоритет.
Опять-таки надо отметить, что увеличение числа административно-хозяйственных объектов естественно влечет за собой увеличение числа людей, которые этими объектами управляют. А это означает, что в чиновники/управленцы начинают набирать людей без соответствующего опыта, и средний уровень компетентности управленца падает. Особенно если их набирают, исходя не столько из профессионального опыта, сколько, благодаря идеократии, из моральных качеств.
Во-вторых, когда постепенно вымерло поколение, помнящее войну, к власти пришло поколение тех, которые делали карьеру не столько по административно-хозяйственной, сколько по партийной линии. Они имели меньше опыта управленцев, но большего опыта в делании карьеры, так что с ростом в ранге компетентность в управлении не повышалась.
В-третьих, отсутствие теоретической основы не давало в имевшемся виде выхода на практические приложения, т.е. – не было той самой «хорошей теории», которой «нет ничего практичнее» (хотя в принципе диамат такой возможностью и обладал). На это наложилась «непрестижность» управленческой карьеры для образованных людей. Те предпочитали заниматься наукой, и полагали (часто не без оснований) что руководителями процесса обжигания горшков являются те, кто сам обжигать не умеет.
В-четвертых, особенности советского строя создавали некую диспропорцию между типами чиновников, о которых надо поговорить подробнее.
Можно сказать, что чиновники условно делятся на несколько типов: исполнители, организаторы, генераторы идей – это три совершенно разных типа профессионалов, и хорошо, если среди чиновников бывают два из них. При этом в традиционной бюрократической структуре чиновник сначала и в течение длительного времени развивается как исполнитель. В результате,