Переосмысление библейских сюжетов в творчестве Л. Андреевна

Введение
Леонид Андреев был яркой и очень заметной фигурой даже среди таких звезд первой величины «серебряного века» русской литературы, как А. Блок и А. Белый, Д. Мережковский и Ф. Сологуб, И. Бунин и М. Горький. Современники свидетельствовали: «ни одно произведение его не выходило из печати, не ставилось на сцене без того, чтобы не возникли споры, чтобы одни не восхищались, другие не негодовали» . При этом одни считали его «виртуозом околесицы» (Ю. Айхенвальд), другие же называли «Иваном Карамазовым русской литературы» (В. Львов-Рогачевский). Андреев задевал за живое, не оставляя равнодушными, критиков и марксистской, социологической ориентации (В. Воровского, П. Когана, А. Луначарского, В. Фриче), и литераторов религиозно-философского толка (Д. Мережковского, А. Крайнего (З. Гиппиус), В. Розанова, Д. Философова и др.).
Интеллектуальным фундаментом творчества Леонида Андреева стали философские системы Ф. Достоевского, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Э. Гартмана, С. Кьеркегора и др. Особый интерес представляют созвучия и переклички творческих поисков Андреева с идеями современных ему русских экзистенционалистов Н. Бердяева и Л. Шестова, философские концепции которых складывались параллельно со становлением писателя. Под их влиянием мировоззрение Андреева испытало сильное воздействие народнических идей. Знакомство с философскими трудами немецких мыслителей стимулировало в сознании Андреева становление трагического миросозерцания, в котором преобладало представление о мировой дисгармонии и героическом долге личности выстоять перед лицом жестокости существования.
На фоне литературной эпохи рубежа ХIХ – ХХ веков, демонстрирующей разнообразие художественных поисков и самоидентификаций, эстетическая позиция Леонида Андреева выделяется принципиальной непоследовательностью: почти декларативное безразличие писателя к «оболочке» своих произведений сочеталось с высоким градусом эстетической рефлексии и постоянными творческими новациями как в прозе, так и в драматургии. Столь противоречивая позиция не могла не сказаться на судьбе писателя в современной ему критике и в историко-литературной перспективе.
Христианские сюжеты и образы занимают большое место в творчестве писателя. Противопоставление истинной веры и веры слепой, фанатичной, пленников веры и свободно мыслящих людей станет лейтмотивом многих произведений Л.Андреева, таких как «Жизнь Василия Фивейского», «Тьма», «Иуда Искариот», «Савва», «Жизнь человека», «Анатэма», «Дневник Сатаны» и других.
Цель работы - изучить особенности библейских сюжетов в творчестве Л.Андреева.
В соответствии с целью были определены задачи исследования:
• Рассмотреть жизнь и творчество Л. Андреева в контексте русской литературы XX века;
• Проанализировать библейские мотивы в произведениях Л. Андреева (на примере повести «Иуда Искариот);
• Изучить вопросы изучения произведений, содержащих библейские мотивы, на уроках литературы.
Объект исследования: творчество Л.Андреева.
Предмет исследования: библейские мотивы в произведениях Л. Андреева.
Структура работы: работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

 
1. Жизнь и творчество Л. Андреева в контексте русской литературы XX века
В развитии современной российской истории литературы, особенно теории литературы, начало ХХ века считается наиболее продуктивным, разнообразным и процветающим периодом экспериментов. На рубеже веков детерминистский взгляд на мир 19-го века, непрерывный взгляд на историю и восприятие реальности рухнули, и вместо разрушенной абсолютности возникла относительная и сложная философия, фрагментированное и многоуровневое восприятие реальности. Русская литература ХХ века, начавшаяся с развала абсолютности, естественно, должна была изменить литературную перспективу вместе с изменением художественного сознания и нововведением эстетической системы.
На фоне литературной эпохи рубежа ХIХ – ХХ веков, демонстрирующей разнообразие художественных поисков и самоидентификации, эстетическая позиция Леонида Андреева выделяется принципиальной непоследовательностью: почти декларативное безразличие писателя к «оболочке» своих произведений сочеталось с высоким градусом эстетической рефлексии и постоянными творческими новациями как в прозе, так и в драматургии. Критик Ю. Айхенвальд писал о загадочности его творчества: «Ежеминутно сбиваясь с прямой и правильной тропы единственного, незаменимого изложения, беспомощно блуждая по лабиринту человеческой души, Тезей без Ариадны, в своем диалоге, в своей характеристике, в своем психологическом анализе впадая в неуместность и незаконную детализацию, говоря не о том, что нужно, и не говоря о том, что нужно, как будто страдая писательским дальтонизмом, видя не те цвета, не различая красок, Леонид Андреев, стрелок неметкий, почти никогда не попадает в цель и центр предмета, а лишь кружит около него. Его произведения — едва ли не сплошная околесица. Столь противоречивая позиция не могла не сказаться на судьбе писателя в современной ему критике и в историко-литературной перспективе» .
И даже возвращение Леонида Андреева в «канон» русской литературы после десятилетий забвения не сделало его «безусловным классиком», а литературная репутация писателя, пройдя ряд трансформаций в прошедшем столетии, по-прежнему сочетает в себе взаимоисключающие характеристики, словно подвергая сомнению сам факт значительности его творческого наследия.
Рядом с Л. Андреевым трудно поставить другого писателя начала XX века, о котором бы писали так много и противоречиво. Одни называли его последователем Чехова, сравнивали его психологизм с психологизмом произведений Л. Н. Толстого. Так, Александр Амфитеатров писал: «...как бы ни проклинала графиня С. А. Толстая Леонида Андреева и как бы ни отрекался от духовного родства с ним старый Лев, но Леонид Андреев именно «Леонид»: законный духовный «сын Льва», воспитанный литературною манерою Толстого, прямой наследник его психологической смелости и богатырского удара. Леонид Андреев — не только ученик-питомец Толстого вообще, но даже специально — Толстого предпоследней манеры. Толстого девяностых годов. Он вылился из «Крейцеровой сонаты» .
Л. Андреев открыл в литературе абсолютно иной, новый мир, овеянный дыханием мятежных стихий, тревожных мыслей, философских раздумий, неутомимых творческих исканий. «Стилевая и жанровая полиморфность творчества Андреева, вечно находящегося в поиске новых способов выражения, но не пренебрегающего старыми, характеризует его как человека модерна...», - пишет Г.Н. Боева . Проблема человека и властвующего над ним рока волновала всегда. Именно трагическое миросозерцание Л. Андреева стимулировало его интерес к вечным тайнам бытия, к истокам несовершенства жизни человека. И об этом писали еще его современники, например, Ю. Айхенвальд, указывая, что «Андреев набрел на мысль, что весь мир, в законченной целесообразности своих законов, поставленных на страже космического единства, — тюрьма, из
которой нет для нас выхода, и что поэтому всякая тюрьма — мир, его наиболее гармоничное и последовательное воплощение» .
А. Блок недаром считал главным мотивом творчества Андреева роковое, непреодолимое разобщение людей, бессильных в своем одиночестве понять не только других, но и собственную личность .
Ключевое значение обще антропологическая проблематика работ Андреева имела для идеологов русского символизма . Они брали за основу, прежде всего, религиозную традицию, о которой говорил Соловьев В.С.. Кроме того, они опирались и на кардинальную этику Ницше, а также многое брали из философии воли Шопенгауэра. Немаловажным для символистов имело также обнаружение примеров «обновленного» человека, борьбы и победы над радикально-антропологическими теориями времени.
Однако, в отличие от большинства символистов (как «старших», превратившихся в богоискателей, вродеД. Мережковского и З. Гиппиус, так и «младших» – А. Блока, А. Белого, В. Иванова и др.), Андреев, несмотря на признание быстротечности человеческой жизни, ставящей под сомнение существование в этих мгновениях какого-либо смысла, все же продолжал настойчиво искать его здесь, на Земле, отвергая надежды на мир иной.
Кроме того, писатель был склонен остро воспринимать темные, трагические моменты жизни. В его творчестве нашли свое отражение темы неотвратимого рока, и хаоса, что было вызвано:
1) философией Ф. Ницше, А. Шопенгауэра, Э. Гартмана о природе человека. Они полагали, что человеческая сущность состоит из силы воли и эгоистических инстинктов;
2) рассуждениями о трансцендентном зле, о неотвратимости, которые высказывали немецкие философы и прежде всего А. Шопенгауэр. Шопенгауэр в книге «История западного государства» развивал концепцию, в которой говорилось о хаотическом и нерациональном начале. Именно оно, по их мнению, являлось основой мироздания, от которого зависел человек;
3) влиянием эзотерической философии, трагическим пониманием мира автором.
В связи с этим Леонида Андреева считают философским писателем, на что указывают исследователи, потому что в его творчестве формируются идеи, близкие философии экзистенциализма от Кьеркегора до Хайдеггера и Камю . Нельзя говорить о том, что пессимизм Андреева однозначен, ведь создавая свои творения, автор был устремлен к светлому идеалу. Ему нравился человек, он в него верил, пытался отыскать, в чем смысл жизни, единство противоположных основ мироздания. Свойственный его персонажам индивидуализм отображал ход становления индивидуалистического мировоззрения в начале прошлого столетия.
Символисты полагали, что галерея образов у Андреева представляла собой по большей части рисунок, в котором отображены виды «негативной антропологии». Это понятие появилось в работе Б.П. Вышеславцева «Вечное в российской философии». Он писал, что базой негативной антропологии следует считать непосредственно человека, суть которого невозможно понять до конца. Однако наше бытие не растворено в полном Ничто, ведь человек представляет собой как культурную, так и естественно-символическую сущность. Автор указывает (руководствуясь взглядами Г. Нисского), что схожесть человека с Богом необъяснима, поскольку в человеке можно найти «оттиск неприступной природы». Его суть не может быть объяснена, как не может быть объяснена суть Творца. Вышеславцев считал, что в этом состоит антропологическая загадка человечества
Вопреки тому факту, что основное внимание Андреева сосредоточено на философских концепциях индивидуалистической направленности, невозможно поставить под сомнение близость творчества писателя к философии экзистенциализма. В.В. Заманская полагала, что именно Андреев основатель экзистенциальной направленности в российской литературе . О творческом подходе писателя филолог отзывается как о психологическом экзистенциализме. Точками соприкосновения экзистенциальной философии и творческого вклада автора являются следующие основополагающие аспекты: действующие лица произведений с самого начала обречены на абсолютную изолированность, а ощущение одиночества в толпе только возрастает (к примеру, рассказы «Проклятие зверя», «Город» целиком посвящаются такой тематике); писатель умышленно помещает героев в кризисные ситуации (когда персонаж оказывается на грани жизни и смерти, нравственности и рациональности, бессознательного и сознательного), благодаря которым должно выявляться их глубинное «я» .
Катастрофизм и «фантастичность» социальной действительности начала века, границы непознанного и иррационального, «рокового» и свободного в объективном мире и субъективном мире человека – целый комплекс «андреевских» вопросов породил в его творчестве многообразные виды гротеска, реалистические символизации, экспрессионистской плакатности и ловкости, - все те новые формы, которые он вводил как необходимые и органические в творчество и которые, по мнению Андреева,