Природа разума в символическом интеракционизме

Исторически исследования природы разума были всегда актуальны. Так, софисты (V – IV вв. до н. э.) утверждали, что познание разума связано с эмпирической частью, что позволяет осмыслить общественно-исторический характер познания, уровни его развития, субъект и объект познавательного процесса. В познании принимают участие чувства и разум, поэтому дифференцируют уровни чувственного и рационального познания.
Р. Декарт утверждал: «Я мыслю, следовательно, существую». Данное утверждение тесно связано с природой разума и имеет следующие смыслы:
1) Я мыслю (думаю, размышляю) пока я существую, то есть пока я живой, каждый миг я наполняю размышлениями о мире, об окружающих, о смысле жизни.
2) Я существую только тогда, когда я мыслю. Если мне кто-то запретит думать (свободно думать) или, например, из-за болезни я не смогу больше думать и размышлять, я перестану существовать.
Под термином «мышление» (cogitatio) Р. Декарт понимает все, что происходит в человеке так, что мы воспринимаем его непосредственно сами собой. Поэтому так важно понимать, желать, мечтать. Значит, чувствовать – одно и то же, что и мыслить. Разум и разумность (по-латыни рацио и рациональность) являются по Декарту необходимым свойством человека и в то же время единственным достойным человека полем его деятельности. Мыслить и быть человеком – взаимообусловленные категории.
Человек не должен подчинять свой разум тем вещам, которые он не понимает. А понять он может те вещи, которые путем последовательного логического рассуждения выводятся из первых аксиом. Первые аксиомы усматриваются непосредственно каждым человеком в силу интеллектуальной интуиции, и не оспариваются никем. Это положения типа «часть больше целого», «из ничего ничего не возникает» и ряд простейших математических истин. Базируясь на этой самоочевидной основе, человек может прояснить любой вопрос, за который возьмется.
Рассмотрим, к примеру, как описывает разум И. Кант. В 1798 г. увидела свет последняя прижизненная работа Канта — «Антропология с прагматической точки зрения». Текст начинается с разъяснения предмета и границ упомянутой науки. В фокусе антропологии, согласно Канту, человек не с точки зрения его физической природы, а с позиции того, «…что он в качестве свободно действующего существа делает или может и должен сделать из себя сам». Приведенных строк достаточно, чтобы усмотреть в антропологии, несмотря на ее спорный статус, продолжение системы, которую Кант возводил со времени первой Критики. По каким-то причинам, она не может быть завершена, не вовлекаясь в сферу учения о человеке. Кант аргументирует это тем, что отдельные знания о мире отрывочны и являются средствами, значимыми лишь в отношении к человеку, т.е. все они в итоге должны быть применены к нему. Система такова, что развивается по направлению к человеку, и только «…знание его родовых признаков как одаренного разумом земного существа заслуживает прежде всего наименования знания мира». «Знания о вещах мира», как следует со слов Канта, недостаточно: оно еще должно быть применено к миру. Поскольку же только человек существует не для чего-то иного, но ради себя самого — т.е. служит себе принципом (от лат. principium: начало или основа) и своей конечной целью, — именно в познании им самого себя — в науке о человеке — познается мир. Таким образом, между тремя критиками и антропологией существует смычка: критика заключается в том, что разум разбирается в себе; что означает — обосновывает разные способы своего применения, за счет чего проводится демаркация их границ. Последовательное выполнение этой процедуры требует показать то общее, что разделяет как разумное познание, так и разумное действие. Вот почему лишь с включением в систему вопроса о человеке, разум наконец узнает сам себя — живую теоретическую и практическую нужду. В ходе критики разум, конечно, препарируется: одна его сторона обособляется от другой, выделятся несколько начал. Фактически же все элементы разума действуют всегда сообща и должны, в связи с этим, уходить в некий «общий корень».